Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы

Астрея — богиня справедливости и милосердия, которая осталась на земле после окончания первобытного золотого века. Когда усилившаяся порочность людей в конце концов заставила уйти и ее, Астрея вознеслась на небо и стала созвездием Девы. Естественно, Жанна Девственница должна была напоминать ее.

Во время древних сельскохозяйственных праздников в честь Адониса, проводившихся в середине лета, грядки засевали быстрорастущими растениями, которые цвели восемь дней, после чего им давали засохнуть и бросали в море или реку вместе с изображениями мертвого Адониса. Это прозрачная аллегория рождения и смерти растительного мира, вызванных сменой времен года, которую и символизирует миф об Адонисе. Садами Адониса называли все, что быстро выполняет свое предназначение (и в том числе быстро умирает; перед нами такая же не слишком подходящая метафора, как и приведенная выше «лето святого Мартина»).

Дофин продолжает:

Я пирамиду ей воздвигну выше,

Чем памятник Родопы…

Акт I, сцена 6, строки 21–22

Согласно греческому мифу, Родопа (точнее, Родопис) была египетской проституткой, якобы построившей на собственные средства пирамиду Менкура. Конечно, это всего лишь миф, но, как бы там ни было, сравнение девственницы Жанны с проституткой Родопой по меньшей мере бестактно. Конечно, Шекспир сделал это не случайно.

Дофин завершает свой монолог следующим утверждением:

Святая Франции — лишь Жанна д'Арк.

Акт I, сцена 6, строки 28–29

Несомненно, Шекспир хотел всего-навсего привести пример напыщенной риторики женоподобного дофина, однако вышло так, что его предсказание полностью сбылось.

В наш век, когда святые покровители вышли из моды, Жанна д'Арк единственное исключение из правила. Для французов эта святая олицетворение всего лучшего, что есть во Франции и что способно вывести страну из самого глубокого кризиса. Не только Франция, но и весь мир считают ее символом спасения в ситуации, когда кажется, что не осталось никакой надежды.

«Артуа, Валлонь и Пикардия…»

Сразу после прорыва блокады Орлеана англичане начали терять завоеванные территории. К Орлеану они так и не вернулись. Напротив, французы преследовали англичан и разбили их в сражении у Патэ. Эта была первая крупная победа французов на поле боя, развеявшая миф о непобедимости англичан вообще и Толбота в частности.

В тот момент французы могли нанести более серьезное поражение англичанам и даже вернуть себе Париж, но у Жанны была другая забота: она стремилась короновать дофина и сделать его законным королем Франции.

Битва при Патэ открыла французам дорогу на Реймс. Карл и Жанна повели французскую армию к Реймсу, находившемуся в 140 милях (225 км) к северо-востоку от Орлеана. Коронация состоялась 17 июля 1429 г., после чего дофин наконец стал французским королем Карлом VII.

Однако в пьесе происходит возмутительная фальсификация исторических событий в угоду английскому тщеславию.

В начале второго акта Толбот, Бедфорд и герцог Бургундский встречаются у Орлеана, пытаясь вернуть потерянное. Толбот говорит двум собеседникам:

Милорд-регент, и вы, Бургундский герцог,

Благодаря которому Артуа,

Валлонь и Пикардия с нами в дружбе…

Акт II, сцена 1, строки 8–10

Артуа, Валлонь[176] и Пикардия — области в северо-восточной Франции; их упоминание лишний раз свидетельствует о том, что англичане побеждали французов в основном потому, что часть французов перешла на их сторону. Англичане продержались во Франции так долго главным образом благодаря союзу с бургундцами, но шекспировские хроники, как правило, об этом умалчивают.

Однако после смерти Генриха V союз с бургундцами ослабел, и виновата в этом была некомпетентность лорда-протектора Хамфри Глостера.

В 1423 г., через год после смерти Генриха V, Глостер женился на Жаклине Энольской, которой принадлежали большие владения в Нидерландах. Это не понравилось Филиппу Бургундскому по нескольким причинам. Во-первых, ранее Жаклина была замужем за герцогом Брабантским, родственником Бургундца. Эта дама бежала с Глостером и добилась признания брака с герцогом Брабантским недействительным, обратившись к папе, которого никто на Западе не признавал. Это оскорбило Бургундца, считавшего, что с его родственником, герцогом Брабантским, обошлись несправедливо. (Кстати говоря, герцог Брабантский был вторым мужем Жаклины. А в первом браке она была замужем за тем самым дофином Луи, который послал Генриху V теннисные мячи, — см. в гл. 10: «Буйства дней былых…»)

Во-вторых, жадный Глостер решил присвоить нидерландские территории, на которых находились имения его жены, и даже высадил в Кале пять тысяч солдат, чтобы начать войну в Нидерландах. Это не только отвлекло английские силы от гораздо более важной войны с дофином, но и нанесло Бургундцу новое оскорбление, потому что он считал Нидерланды сферой своих интересов.