Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы

Но затем, после попытки стойко перенести несчастье, Макбет не выдерживает. Теперь, когда жена умерла, ему не для чего жить. Все преступления и угрызения совести, все неудачи не довели его до отчаяния, но теперь жизнь кажется Макбету бессмысленной и никчемной. Он приходит к безнадежному выводу:

Жизнь — только тень, она — актер на сцене.

Сыграл свой час, побегал, пошумел —

И был таков. Жизнь — сказка в пересказе

Глупца. Она полна трескучих слов

И ничего не значит.

Акт V, сцена 5, строки 24–28

Входит гонец и приносит весьма странную весть: Бирнамский лес «как бы задвигался» и приближается к Дунсинану.

Измученного Макбета это скорее радует, чем огорчает. Теперь ни о какой осаде не может быть и речи. Раньше он сомневался, что способен разбить врага в чистом поле, но теперь, когда прорицание роковой сестры сбылось и условие поражения Макбета претворилось в жизнь, Макбет внезапно отдает приказ о вылазке.

Макбет собирается встретить врага лицом к лицу. Он не боится смерти — наоборот, жаждет ее — и говорит:

Я жить устал, я жизнью этой сыт

И зол на то, что свет еще стоит.

Акт V, сцена 5, строки 49–50

«Подобно римскому безумцу…»

Начинается битва. Макбет убивает в поединке сына Сиварда, но англичане с союзниками одерживают полную победу и захватывают замок. Остается только убить или взять в плен самого Макбета. Однако Макбет намерен дорого продать свою жизнь. Разбитый, но не смирившийся король говорит:

Зачем, подобно римскому безумцу,

Кончать с собою, бросившись на меч?

Пока живых я вижу, лучше буду

Их убивать.

Акт V, сцена 8, строки 1–3

Презрительное упоминание о «римском безумце» — намек на римский обычай кончать с собой. Например, так поступил Марк Антоний, который после полного разгрома бросился на собственный меч. Во время написания «Макбета» Шекспир вынашивал план «Антония и Клеопатры», так что эта реминисценция вполне естественна.

«До срока из утробы материнской был вырезан…»

Никто из воинов вторгшейся армии не разыскивает Макбета более рьяно, чем Макдуф, стремящийся отомстить за жену и детей. Когда они наконец сходятся лицом к лицу, Макбет дразнит Макдуфа, заявляя; что никто из рожденных женщиной не может причинить ему вред.

Однако Макдуф, тут же понявший двусмысленность фразы, парирует:

Так потеряй

Надежду на заклятье! Пусть твой демон,

Которому служил ты, подтвердит:

До срока из утробы материнской

Был вырезан Макдуф, а не рожден.

Акт V, сцена 8, строки 13–16[51]

Использование слова «ангел» кажется странным современному читателю, привыкшему к тому, что ангелы — добрые божества. Однако в Средние века считали, что Сатана и его помощники тоже когда- то были ангелами; в частности, так это трактуется в эпической поэме Мильтона «Потерянный рай». Падшие ангелы стали демонами, или дьяволами; именно о таком падшем ангеле и говорит Макдуф.

Что же касается самого Макдуфа, то он появился на свет с помощью кесарева сечения. Подробности нам неизвестны. Может быть, его мать умерла накануне родов и ребенка пришлось «вырезать из материнской утробы»? Кто знает? Холиншед, которого Шекспир использовал как источник, также обходит этот вопрос молчанием.

Только теперь до Макбета доходит значение облика окровавленного ребенка, который принял третий призрак, говоривший о «не рожденном женщиной». Он вспоминает давнее предупреждение Банко о «подобье правды» и кричит:

Не надо верить прорицаньям ада,

Проклятье им за их двоякий смысл!

Акт V, сцена 8, строки 19–20

«…И проклят будь, кто первый крикнет: «Стой!»

Кажется, что Макбет готов отказаться от борьбы, но, когда Макдуф приказывает ему сдаться, чтобы стать презренным заключенным, которого выставят напоказ, король берет себя в руки. Он обречен, знает, что победа невозможна, но хочет умереть как воин. Макбет говорит:

Хотя Бирнам напал на Дунсинан

И не рожден ты женщиной, мой недруг,

Мне хочется, свой щит отбросив прочь,

Пробиться напролом в бою с тобой,

И проклят будь, кто первый крикнет: «Стой!»

Акт V, сцена 8, строки 30–34

Это последние слова Макбета. Он убит и наконец обретает покой, который приносит смерть.

«Живи, Малькольм!»