Поэтому последним оплотом кельтского духа и национальной идеи стала Шотландия, упорно защищавшая его вплоть до времен Дункана. Мы очень мало знаем о подробностях этой борьбы, потому что после своего триумфа Римско-католическая церковь уничтожила все упоминания о том, что она считала дьявольскими культами и ересями.
Католичество одержало окончательную победу, а кельтское христианство исчезло лишь после правления Макбета. Шотландская церковь могла считать Макбета одним из последних представителей старого кельтицизма и отождествлять его с туманными древними магическими и языческими обрядами. Может быть, смутные воспоминания о том, что он якшался с темными силами (под которыми подразумевалась всего лишь преданность кельтицизму), в конце концов превратились в легенду о связи Макбета с ведьмами?
Пораженный происходящим Макбет застывает на месте, но Банко (менее впечатлительный, чем его товарищ) ведет себя так, словно перед ним ярмарочные гадалки. Он спрашивает, могут ли сестры предсказать и его будущее. Третья ведьма (Что Будет) проясняет туманные пророчества сестер, сказав:
Ты предок королей, но не король.
Это намек на легенду о том, что Банко — основатель рода Стюартов. (Можно представить себе, что творилось на премьере «Макбета», когда Третья ведьма декламировала эти строки в присутствии самого короля Якова.)
Наконец Макбет обретает дар речи и выражает свое изумление:
Понятно, если умер мой отец,
Гламисский тан, я, значит, тан гламисский.
Но жив и здравствует кавдорский тан…
Сайнел был отцом Макбета и предыдущим гламисским таном. Этот титул Макбет унаследовал автоматически после смерти отца.
Но как только Макбет просит дополнительных объяснений, роковые сестры исчезают. Сразу вслед за этим появляются Росс и Ангус, разыскивающие полководцев. Они приносят известие от короля, и Макбет впервые узнает об измене Кавдора и о том, что его титул передан Макбету.
Изумленный Макбет понимает, что роковые сестры не солгали как минимум в одном. И тут его осеняет: он действительно может стать королем.
Для того чтобы Макбет стал королем, нужно, чтобы им перестал быть Дункан. Поэтому единственный способ выполнить пророчество — убить Дункана. В стране, еще не испорченной цивилизацией, прийти к такой мысли нетрудно; вплоть до описываемого времени история Шотландии представляла собой бесконечную череду междоусобных войн, в ходе которых тот или иной тан пытался убить того, кто в данный момент называл себя королем, чтобы занять его место. Макдональд был лишь последним из многих.
Однако для Макбета эта мысль вовсе не легка. Он восклицает:
Они[45]
не могут быть
к добру; иначе
Я б разве мог внушеньям уступать,
Которых ужас волосы мне дыбит
И заставляет сердце в ребра бить?
Столь сильную реакцию Макбета при мысли об убийстве Дункана следует понимать в свете моральных норм, принятых во времена Шекспира, а не Макбета.
В эпоху феодализма (к которой, несомненно, относится макбетовская Шотландия) король был всего лишь первым среди равных. Часто король был слабее своих главных вассалов, и неповиновение этих вассалов королю, а то и прямые мятежи были скорее правилом, чем исключением.
С приходом нового времени феодализм начал разваливаться, и титул короля стал более важным, чем прежде. Короля выбирали уже не на совете вельмож (как в «Макбете» и «Гамлете»); был разработан принцип «законного престолонаследия». Каждый новый король получал свой титул по жесткой очередности рождения, даже если он был тираном, больным или слабоумным.
Считалось, что законный король избран Богом, поскольку именно Бог позволил ему родиться в нужное время, чем сделал его правление неизбежным. Право на престол получают от Бога; не зря Он даровал его именно этому человеку, а не кому-то другому. Иными словами, это была доктрина «божественного права королей».
В любом обществе, признававшем это право, убийство короля становилось самым страшным святотатством. Совершавший это преступление убивал Божьего ставленника, а следовательно, и самого Бога.
В Англии доктрина божественного права королей никогда не пользовалась такой популярностью, как на континенте, и была не слишком эффективна. На протяжении почти всей своей истории Англия имела парламент, который все более решительно настаивал на участии в принятии управленческих решений и считал, что король отвечает перед дворянством не меньше, чем перед Богом.