Любовь взывает к нам на самом базовом уровне (физической жажды совокупления и продолжения рода), а также на самом возвышенном уровне (непреходящих уз духовного союза). Если Вселенная создана из любви, как полагают многие, то каждое взаимодействие между возлюбленными – разыгрывание творческого принципа. В этом есть смысл, учитывая то, как происходит зачатие у всех видов. Именно соединение сущностей двух разных состояний порождает жизнь; это дар двойственности. Каббала обращается к этому атавистическому символизму. Хокма, напористая мужская сила, получается Биной, женским восприимчивым и бесконечно творческим (но парадоксально бесплодным) состоянием бытия. (Я говорю «бесплодным» отчасти потому, что она берет нечто из духовных измерений, дабы доставить в конечные, материальные измерения.) Это работает по аналогии с физическим сценарием, но здесь таится нечто большее. Когда мотив чар – любовь любого рода, в них всегда вовлечены высшие принципы. К ним никогда нельзя относиться легкомысленно.
Но если вы встретили того, к кому стремится ваше сердце, и полностью убеждены, что это ваша вторая половинка, и убежденность длится уже много лет и, по-видимому, не зависит от перемены настроений, думаю, можно простить себя за толику магии – в разумных пределах. Под магией я понимаю запуск в движение вашей совершенной воли. Для этого может потребоваться колдовство. Чары всегда должны быть общими: околдовывать магией отдельного человека в высшей мере неэтично. Если человек сможет ответить на общий зов, это его выбор, и этических проблем не возникнет.
Лучшее заклинание подобного рода из тех, которые мне встречались, – «Призывание супруга» Джени Коузин (оно приводится к книге «Заклинания» Робин Скелтон). Я касаюсь ее работы в разделе «Поэзия и колдовство» в главе 17. В «Призывании супруга» Коузин перечисляет каждый аспект, который желает видеть в потенциальном возлюбленном, и убеждает его прийти к ней, не ограничивая себя (или предмет чар) частными чертами. Это не просто захватывающая поэзия – заклинание крайне выразительно с магической точки зрения:
Так приди же ко мне, возьми меня в жены.
Так приди же ко мне, возьми меня в жены.
Джени Коузин продолжает описывать и призывать дитя, что «ждет в лесу», – дитя, которое появится, если желанный муж придет (не то чтобы все мы желали подобного, но Коузин, несомненно, мечтала о ребенке, когда писала эти строки).
Это заклинание совершенно, поскольку призывает именно того человека, которого она ждет. Он просто не может быть ограниченным, не сможет прийти к ней, если его ум не будет «пейзажем, пространным и изменчивым», поскольку есть условие «как». Эта техника – ключ к симпатической магии. Его ум не просто должен быть «пейзажем», он должен быть таким пейзажем, какой описывает поэт-ведьма. Подобно этому, к ней не приблизятся поклонники в возрасте, поскольку она откликнется лишь тогда, если его тело «стройное, смуглое и гладкое, как камень». Она жаждет чувствительного партнера, поэтому у него должны быть «пальцы, тонкие как вода» и «нервы, что говорят и слушают».
Затем Коузин переходит к описанию себя, какой хочет быть в отношениях – «берегом, океаном и дождем». Она создает мощный образ, который включает каждый важный аспект искомого партнера, самой себя и того, как они подойдут друг другу – в прошлом, настоящем и будущем. Лаконичность и всепроникающий чарующий ритм делают этот призыв ключом к магической длине волны.