Путеводный свет

— Может, освобождение от одежды символизирует освобождение от сдерживающих начал? — высказал я предположение. — Если тело ничем не связано, то и разум получает неограниченную свободу?

— Нечто в этом роде… — Ее брови немного приподнялись. — Если вдруг вы устанете быть копом, Эл, Рейф найдет применение вашему богатому воображению… Так или иначе, я засунула ее в гроб, включила подсветку и музыку и, как обычно, живенько ушла из комнаты, пока у меня не началось головокружение. Стандартное время для подобной терапии в соответствии с печатной инструкцией Рейфа — тридцать минут. Когда я через полчаса вернулась назад, музыка была выключена, а в помещении горел черно-синий свет. Можешь мне поверить, я была потрясена, пока не убедилась, что Гейл сидит в гробу и смотрит на меня. Но когда я подошла совсем близко, я убедилась, что она практически никого и ничего не видит. Ее глаза казались остекленевшими и, уж не знаю, как это объяснить, не сфокусированными, что ли? И тут внезапно она заговорила. Я не сразу поняла, что она воображает, будто беседует с Брайаном. Она без конца твердила о том, как сильно его любит, именно это помогает ей преодолеть чувство вины. Впрочем, они оба виноваты в одинаковой мере… После этого она принялась нести всякую чушь, которую ей внушил Рейф, о том, что самое главное для человека — истинная любовь, всеобъясняющая и всепрощающая… У меня лопнуло терпение. Я была не в состоянии слушать дальше ее бред и, дав ей пару пощечин, вывела ее из этого состояния. Первым делом она спросила меня, куда ушел Пол. Я ей ответила, что в этой комнате не было никого, кроме нас с ней, но она мне не поверила. Заявила, что Брайан находился рядом с ней, она с ним разговаривала. Кончилось тем, что она залилась слезами и обвинила его в том, что он похитил ее путеводный свет.

— Ну и как все это вам нравится? — спросил я совершенно серьезно.

Она вздохнула:

— Я понимаю, что это самая настоящая истерия. Но одно несомненно — она все время думает о Брайане.

— Я не силен в теории Фрейда, да и потом, кто знает, не имеем ли мы дело с параноидной шизофренией? Или же это какой-то комплексный психоз? А может, всего лишь обычные галлюцинации, вызванные всей обстановкой — световыми эффектами, дикой музыкой и воздействием атласной подкладки гроба на нагое тело? Я не пытаюсь усложнить картину, доктор Хеллер, лишь предлагаю не спешить с диагнозом. Таким образом, у нас выкроится время на куда более приятные забавы в сексуальном плане, нежели гадание на кофейной гуще о причинах нервических припадков этой миссис Мэгнасон!

— Будьте вы неладны! — У нее вспыхнули щеки. — А я-то подумала, это поможет вам.

— Возможно, так оно и есть, — ответил я совершенно искренне. — Но мне становится тошно при одной мысли о том, как будет выглядеть физиономия нашего окружного прокурора, если я преподнесу ему эту историю в качестве основания для обвинения. Прежде чем я начну раздумывать о поступках миссис Мэгнасон… или о виновности Брайана, мне нужно раздобыть целую кучу неопровержимых фактов.

— В таком случае включите пластинку, — буркнула Джастис. — Все лучше, чем сидеть вот так и слушать противный самоуверенный голос.

— Повинуюсь, мадам!

Я поставил пластинку и дождался, пока вкрадчивая чувственная мелодия, лившаяся из пяти динамиков, не заполнила все помещение, вызывая какие-то нервные токи вдоль моего позвоночника. Минутой позже я уже осмелился взглянуть на Джастис. Она допила свой бокал, затем осушила мой и закурила сигарету. Впрочем, судя по выражению ее лица, сигарета ей вовсе не требовалась: она могла бы вдыхать огонь и дым, просто думая обо мне.

Я схватил пустые бокалы и удалился на кухню. А когда возвратился с заново наполненными до краев сосудами и протянул их, вместо пальмовой ветви, ей, она равнодушно забрала у меня подношение. Опустошив первый бокал двумя быстрыми глотками, на мгновение подняла голову, глянула на меня и швырнула его в угол комнаты. Но он не долетел до противоположной стены, лишь пару раз подпрыгнул на ковре.

— Не разбился, — ровным голосом сообщила Джастис.

— Сегодня мне везет. — Наверное, мне лучше было бы не говорить так.

— Вы думаете?

Она опустошила одним продолжительным глотком второй бокал и, размахнувшись, бросила его с силой через всю комнату. В итоге, естественно, ковер был весь усеян десятками мелких осколков, на которые опасно наступать босыми ногами.

— Теперь у вас свободны обе руки, — произнес я миролюбиво.

— Это по теории Фрейда имеет особое значение? — фыркнула она.

— Только для копов. Один из первых уроков: никогда не нападай на женщину, держащую оружие, хотя бы в одной руке, потому что она способна тебя изувечить.

Она разыграла целую сценку: сначала медленно закрыла глаза, затем заткнула уши обеими руками.

— Пожалуйста, прекратите свое словоизвержение, — произнесла она молящим голосом. — Я больше не выдерживаю. Вы не что иное, как передвигающийся, никогда не замолкающий громкоговоритель. К тому же на кривых ногах!