Путевой дневник. Путешествие Мишеля де Монтеня в Германию и Италию

В тот же день мы видели конюшню великого герцога, весьма большую, сводчатую, где оказалось, однако, не так уж много ценных коней, разве что в тот день они отсутствовали. Мы видели там барана весьма необычного вида, а также верблюда, львов, медведей и одно животное размером с весьма большого сторожевого пса, напоминающее кота, все исполосованное белым и черным, которого они называют тигром[359]. Мы видели церковь Сан Лоренцо, где все еще висят знамена, которые мы потеряли при маршале Строцци в Тоскане. Имеются в этой церкви многие стенные росписи и очень красивые, просто превосходные статуи работы Микеланджело. Мы там видели Дуомо, очень большую церковь, и колокольню, всю облицованную черным и белым мрамором: это одна из прекраснейших и роскошнейших вещей в мире[360].

Г-н де Монтень говорил прежде, что никогда не встречал народа, где было бы так мало красивых женщин, как в итальянском[361]. Здешние гостиницы он нашел гораздо менее удобными, чем во Франции и Германии, поскольку мясных блюд тут меньше, нет даже половины немецкого изобилия, и они хуже приготовлены. И тут и там мясо подают, не шпигуя салом, но в Германии кушанья гораздо лучше приправлены и больше разнообразие соусов и похлебок[362]. Гостиницы в Италии гораздо хуже, никаких залов, окна большие и все открытые, кроме большого деревянного ставня, который омрачает вам дневной свет, если вы хотите защититься от солнца или ветра; хотя самым нестерпимым и непоправимым он [г-н де Монтень] находил отсутствие занавесей на постелях в Германии. У них тут тоже имеются только маленькие халупки с жалкими занавесками, одна на комнату, да еще с кариолью, [добавочной] лежанкой на колесиках под ней, и тому, кто ненавидит спать на жестком, это очень мешает[363]. Такая же или гораздо бóльшая нехватка белья. Ви́на по большей части хуже, особенно для тех, кто ненавидит в них дряблую сладковатость, в эту пору невыносимую. Дороговизна тут на самом деле не такая уж большая. Хотя утверждают, что Флоренция – самый дорогой город в Италии. Прежде чем мой хозяин [т. е. Монтень] вселился в гостиницу «Ангел», я там сторговался на семь реалов в день за человека с лошадью и на четыре реала за пешего[364].

В тот же день мы посетили дворец герцога, где этот государь самолично трудился ради собственного удовольствия, имитируя восточные драгоценные каменья и делая горный хрусталь, поскольку немного увлекался алхимией и механическими искусствами, а вдобавок был великим архитектором[365].

На следующий день г-н де Монтень первым поднялся наверх, к куполу, где увидел бронзовый позолоченный шар, который кажется снизу величиной с мячик, но когда находишься неподалеку, оказывается, что он способен вместить сорок человек[366]. Там становится видно, что мрамор, которым облицована церковь, даже черный, начинает во многих местах отслаиваться и растрескиваться от мороза и солнца, даже черный[367], поскольку это произведение необычайно разнообразно и трудоемко, что заставляет его опасаться: а достаточно ли натуральным был этот мрамор? Он хотел также увидеть дома Строцци и Гонди, где все еще проживают их родичи. Мы видели и дворец герцога, где Козимо, его отец, велел изобразить взятие Сиены и нашу проигранную битву: тем не менее в различных местах этого города, а именно в этом дворце, на старых стенах лилии занимают первый почетный ряд[368].

Г-да д’Эстиссак и де Монтень были на обеде у великого герцога: потому что тут его так называют. Его жена сидела на почетном месте, за ней герцог, за герцогом – невестка герцогини, за ней – ее муж, брат герцогини. Эта герцогиня красива на итальянский вкус, лицо приятное и властное, объемистый корсаж и груди, как им нравятся. Похоже, ей хватает ловкости обольщать принца и долго удерживать его при себе в благочестии. Герцог – толстый чернявый мужчина моего роста[369], с большими конечностями, лицо и манера держать себя исполнены учтивости, и он всегда проходит с непокрытой головой через распрекрасное скопище своих людей. У него здоровый вид сорокалетнего мужчины. С другой стороны стола сидели два брата герцога: кардинал и тот, другой, восемнадцатилетний юнец[370]. Этому герцогу и его жене подносят пить на глубоком подносе, где стоят открытый и полный вина бокал и стеклянный графин с водой; они берут бокал вина и отливают из него на поднос столько, сколько им надобно, а потом сами доливают бокал водой и снова ставят на поднос, который им держит кравчий. Герцог наливает достаточно воды, а она – почти совсем ничего. Порок немцев в том, что они пользуются непомерно большими стаканами, а здесь, наоборот, чрезвычайно маленькими.