Путевой дневник

Другое дело в Японии. Личность гораздо меньше предоставлена самой себе, чем в Европе или в Америке. Семейные связи куда теснее, чем у нас, несмотря на то, что правовая защита этих связей куда слабее. Но общественное мнение здесь могущественнее, чем у нас дома, и таким образом ткань семейных отношений не рвется. Публичная и частная репутация помогают сформировать то, что уже почти полностью создано японским воспитанием и врожденным добросердечием. Объединение нескольких семейных поколений в том, что касается материальных отношений, и взаимовыручка облегчаются нетребовательностью индивидуума в вопросах жилища и еды. Европеец обычно может взять к себе в дом лишь еще одного человека без ущерба для установленного порядка. Таким образом, европеец в лучшем случае сможет позаботиться только о своей жене и детях. Часто жены, даже в семьях с высоким социальным статусом, должны тоже помогать зарабатывать на жизнь и передают детей на попечение слугам. Очень редко взрослые братья и сестры, не говоря уже о дальних родственниках, приходят в этом случае на помощь.

Но есть еще одна причина, которая облегчает связи взаимовыручки между индивидуумами, более тесные в этой стране, чем в той, где мы живем. Это специфический японский обычай не показывать свои чувства и эмоции, оставаться спокойным и уравновешенным в любых обстоятельствах. Это основа, благодаря которой многие, даже те, между кем нет эмоциональной гармонии, могут жить под одной крышей без утомительных разногласий и периодических конфликтов. В этом, как мне кажется, глубинный смысл японской улыбки, которая столь таинственна для любого европейца.

Ведет ли такое воспитание, в котором подавляется выражение чувств индивида, к внутреннему оскудению, к уничтожению самой индивидуальности? Я не думаю. Развитие здешней традиции, возможно, происходило благодаря утонченной чуткости, свойственной этой нации, и глубокому чувству сопереживания, которое здесь, кажется, более развито, чем у европейцев. Грубое слово оскорбляет европейца не меньше, чем японца. И первый немедленно переходит в нападение, отплачивает тем же. Японец отступает, он уязвлен, он – плачет. Как часто неспособность японца произнести грубые слова воспринималась как признак вероломства и нечестности!

Для такого иностранца, как я, нелегко проникнуть в сознание японца. Когда тебя везде принимают с величайшим вниманием и праздничным парадом, слышишь больше специально подготовленных слов, чем тех, значительных, которые нечаянно вырываются из глубины души. Но то, что ускользает от меня в непосредственном общении с людьми, я нахожу в образах искусства, которое так разнообразно и глубоко уважается в Японии, как ни в одной другой стране. Под искусством я понимаю все дошедшие до нас вещи, которые были созданы человеческими руками с какой бы то ни было целью, эстетической или будничной.

И в этой области я не перестаю удивляться и восхищаться. Природа и люди как будто объединились, чтобы донести до нас единый стиль, какого больше нигде не встретишь. Все, что действительно берет начало в этой стране, изящно и радостно, это не абстрактная метафизика, а всегда тесная связь с тем, что доступно в природе. Изящен пейзаж с его зелеными островками или холмами, изящны деревья, изящно самым тщательным образом возделанное поле с его ровными маленькими наделами, а особенно изящны домики, стоящие на этой земле – и, наконец, сами люди, их речь, их движения, их внешний вид, включая все предметы, которыми они пользуются. Я особенно полюбил вид японского дома, с его строго поделенными на сегменты гладкими стенами, со множеством маленьких комнат, устланных мягкими ковриками. Каждая мелкая деталь здесь имеет свой смысл и свое назначение. Добавьте к этому утонченных людей и то, как они по-особому улыбаются, кланяются, сидят – всем этим можно восторгаться, но невозможно повторить. Ты, о чужеземец, не пробуй понапрасну! – японские изысканные блюда не для твоего желудка, лучше сиди и смотри. В сравнении с нами японцы веселы и беспечны в своих взаимоотношениях – они живут не в будущем, а в настоящем. Эта веселость всегда выражается в тонкой форме и никогда – шумно. Японские остроты нам совершенно понятны. У них прекрасно развито чувство смешного, чувство юмора. Я был поражен, что в этих психологически, без сомнения, очень глубоких материях между японцем и европейцем нет разницы. Мягкосердечие японца проявляется в том, что его юмор не содержит саркастической ноты.