— Смешная поэзия! — воскликнул Гиацинт, бормотавший себе под нос рифмы, — «обычай с долгом вместе, светлый лик мой вместе, с тобою вместе, тесно вместе!» Смешная поэзия! Мой шурин, когда читает стихи, часто забавляется тем, что в конце каждой строки прибавляет слова «спереди» и «сзади» попеременно; но я не знал, что поэтические стихи, которые получаются этим способом, называются газеллами. Нужно будет попробовать, не станет ли еще красивее стихотворение, прочитанное маркизом, если каждый раз после слова «вместе» прибавлять попеременно «спереди» и «сзади»; наверное, поэзия прибавится на двадцать процентов.
Не обращая внимания на эту болтовню, маркиз продолжал декламировать газеллы и сонеты, в которых влюбленный воспевает своего прекрасного друга, восхваляет его, жалуется на него, обвиняет его в холодности, составляет планы, как бы проникнуть к нему, кокетничает с ним, ревнует, тает от восторга, проходит целую скалу любовных нежностей, и притом так пылко, чувственно и страстно, что можно подумать, автор — девчонка, с ума сходящая от мужчин. Только при этом странно одно — девчонка постоянно скорбит о том, что ее любовь противна «обычаю», что она так же зла на этот «разлучающий обычай», как карманный вор на полицию, что она любовно обняла бы «бедра» друга, что она жалуется на «лукавых завистников», которые «объединились, чтобы нам мешать и нас держать в разлуке», она сетует на обиды и оскорбления, причиняемые другом, уверяет его: «ни звуком не смущу твой слух, любимый» и, наконец, признается:
Я должен засвидетельствовать, что маркиз хорошо декламировал эти стихи, вздыхал вдоволь, и, ерзая по дивану, как бы кокетничал своим седалищем. Гиацинт отнюдь не упускал случая повторять за ним рифмы, хотя попутно и вставлял неподходящие замечания. Больше всего привлекли его внимание оды.