***
Меня зовут брат Дрон. Этот день для меня начался явно неудачно. Не то, чтобы я был самым честным и непорочным человеком, но, в царстве нашего доброго царя Додона, есть люди более меня заслуживающие палаческого топора.
Ах да, забыл представиться, я - Дрон Тосканский. Кадет - младший сын своего отца, наделен длинным, ничего не значащим титулом, доставшемся мне в наследство от моих благородных предков. Жаждая загладить свои грехи, папочка отдал меня в монастырь. Делая это, он не потрудился даже вылезти из постели, в которой, не отрываясь от дела, тискал очередную любовницу. Выслушать свой приговор мне пришлось, стоя посреди валявшихся на полу бутылок из-под вина. Как сейчас помню, десятилетний мальчик с синяком под глазом, в ношеной, грязной и рваной одежде. В то утро мы с братьями славно развлеклись: залезли в чужой сад, нарвали яблок и вовремя заметили собаку охранника. Успели ретироваться за ограду. Гнавшуюся за нами псину прижали дверью калитки. Под жалобные визги несчастного песика, братья намазали его зад жгучим горчичным маслом и пинком под зад выпнули наружу. С жутким воем, псина улетела в неизвестном направлении, как раз в тот момент, когда появился её не менее злобный хозяин. Я оказался менее проворным, чем мои братья, за что хозяин и наградил мою физиономию смачным украшением. Мне было жаль пса. Но расплачиваться за проделки моих братьев пришлось мне. И уже к вечеру того же дня меня везли по дороге в направлении монастыря.
Отец-настоятель - сама милость, цвет всех церковных добродетелей. Принимая меня, он дохнул мне в лицо таким сильным перегаром, что у меня запершило в носу, а волосы на моем загривке поднялись дыбом. Слава Богу, что у меня был немалый опыт общения с моим отцом, поэтому я почувствовал себя как дома, потому и не рухнул на землю от дыхания святости Отца-настоятеля. Братья-монахи отличались благочинностью и богопочитанием. С особым старанием они трудились во благо матери-церкви и молились во славу Господа. Услышав молитву братьев во время обедни, я пришел в сильный восторг и проникся особым уважением к братии. Большинство братьев отличалось не только неграмотностью, но и незнанием молитв. Поэтому, восхваляя Господа, они прибегали к вольному изложению, добавляя в общий текст ёмкие по содержанию и непристойности выражения, короткие, но весьма духовно наполненные. Столь проникновенного молитвенного изложения мне не приходилось ранее слышать в гражданском обществе, и я приступил к тщательному изучению церковного языка. Впоследствии, я узнал, что мои братья-монахи излагают молитвы не только вблизи алтаря. Намного чаще и намного проникновеннее они восхваляли Господа в монастырских винных подвалах, где набирались особой святости, окрестных борделях и кабаках, где я их частенько и находил, собирая на очередную обедню по приказу Отца-настоятеля.