Путевые записки эстет-энтомолога

Провожали нас всем селением с весёлыми шутками и добрыми напутствиями. Вначале я воспринял это благодушно, однако, когда мы прошли уже километра три по берегу озера и достигли истока Нунхэн, а толпа всё не отставала, понял, что «провожание» может затянуться до самого устья реки. Причём на полном серьёзе – из справочника мне был хорошо известен благожелательный нрав аборигенов и их готовность оказывать помощь вплоть до самопожертвования. Тогда я поблагодарил всех и объяснил, что такое количество сопровождающих будет мешать мне охотиться на бабочек. Слово «мешать» для пиренитов как табу. С многочисленными извинениями они, наконец, отстали.

И моя экспедиция началась. Правда, через полчаса продвижения вдоль узенькой здесь, как ручей, Нунхэн нас догнал птерокар, медленно плывший на небольшой высоте. Консул высунулся из фонаря и помахал мне рукой. Но я состроил зверское лицо и погрозил ему кулаком. Птерокар поспешно затрепыхал крыльями, набрал высоту и ушёл за горизонт. Оставалось надеяться, что этот идиот, страстно жаждущий общения со мной, не испортит охоту.

Наш путь вдоль реки был не из лучших. Предгорье есть предгорье. Крупный щебень, валуны, а чуть дальше от берега – глыбы потрескавшихся скал и крутые осыпи. Местами они подступали к самой реке, и тогда приходилось брести по колено в холодной воде. К счастью, Нунхэн – река не быстрая и не сбивала с ног, хотя я пару раз искупался с головой, поскользнувшись на невидимых в мутной воде валунах.

Тхэн дикой козой скакал по камням, радуясь, как мальчишка, для которого такой способ передвижения был самым лучшим развлечением. Долгоносы шли подобно танкам на суставном ходу в марш-броске по пересечённой местности – уверенно, монотонно, на одной скорости. Будь у меня восемь ног и такая же ориентация в пространстве, и я бы не спотыкался на каждом шагу, всмятку разбивая самовосстанавливающиеся бригомейские кроссовки. Пожалуй, при такой ходьбе кроссовкам не хватит ночи, чтобы полностью регенерироваться. Хорошо, что я не поскупился и заказал две пары, хотя за обувь, выращенную на Бригомее по спецзаказу, мне пришлось выложить баснословную сумму. Но, право слово, кроссовки того стоили. Мало того, что они самовосстанавливались, они ещё и массировали ступни, снимали усталость и перерабатывали кожные выделения.

Однако больше всего досаждала жара. Сухая, безветренная, от которой не помогало даже невольное купание. Добровольно же окунаться в холодную, но ужасно мутную, как грязевой поток, воду не хотелось. Пот лил с меня ручьями. Единственным утешением было то, что впадавшие днём в диапаузу местные насекомые не кружили назойливо надо мной. Сил отмахиваться от них просто не было.

Вконец выбившись из сил и начав отставать, я крикнул ушедшему вперед Тхэну, чтобы он остановил долгоносов, и в изнеможении рухнул ничком на осыпь. Тхэн подскочил ко мне, схватил за руки и попытался войти в контакт с моей нервной системой, чтобы помочь прийти в себя и снять усталость. Пуще жары я боялся именно этого. Рыкнув на Тхэна диким зверем, я ногой отшвырнул его, как котёнка. Не хватало, чтобы он таким образом проник в моё сознание.

– Запомни… – прохрипел я пересохшим горлом. – Прикосновение ко мне – табу!

Тхэн сидел на корточках и испуганно смотрел на меня во все глаза.

– Сахим, – пролепетал он, – я только хотел…

– Даже если буду умирать, – отрезал я, – не смей прикасаться ко мне!

Отдышавшись, я хлебнул из термоса тонизирующего напитка и поднялся.

– Помоги мне, – примирительно буркнул я, и лицо Тхэна вновь озарилось улыбкой. Бог мой, какие великолепные слуги получились бы из пиренитов, если бы не их экстрасенсорика!

Мы сняли часть груза с переднего долгоноса и распределили его на двух других. Затем я достал спальник, сложил его вчетверо и затолкал в ложбину между средне– и заднегрудью освобождённого от поклажи долгоноса. Седло с виду получилось неплохим – даже со спинкой, роль которой выполняли атрофированные сочления подрезанных крыльев.

Когда я взобрался на долгоноса и уселся в импровизированное седло, челюсть у Тхэна отпала. Никогда пирениты не использовали долгоносов как верховых животных. Я поёрзал на спальнике, проверяя устойчивость. Вроде бы неплохо, только рукам ухватиться не за что. Тогда я вынул из тюка пару крепёжных шнуров и привязал их к культям подрезанных крыльев наподобие ремней безопасности.

– Трогай, – сказал я Тхэну.

И наш маленький караван пошёл. Вид едущего верхом на долгоносе человека привёл Тхэна в неописуемый восторг. Он заливисто смеялся, забегал то с одной стороны долгоноса, то с другой, чтобы поглазеть на меня с разных точек, восторженно хлопал себя по бёдрам, приседал… Но я мог дать голову на отсечение, что сам он никогда не усядется на моё место. Вещи и действия, выходящие за рамки обыденной повседневной жизни пиренитов, были для него табу.