Пути-дороги

– Разумеется, разумеется! - заторопился Рупеску, уловивший в голосе собеседника эти новые нотки. "Каков наглец! Выскочка!" - подумал он в крайнем раздражении, а вслух сказал: - Мои солдаты будут стоять насмерть. А если русские действительно не намерены вмешиваться в наши внутренние дела, так это даже лучше для нас. Румыния уже по горло сыта иностранным вмешательством, с нее хватит. Пора бы уж нам самим решать наши внутренние дела...

При этих словах генерала лицо Раковичану перекосилось в иронической усмешке. Он еле удержался, чтобы не крикнуть: "Вы законченный идиот, генерал!"

– Я не хотел вас обидеть, господин Рупеску, но вы сказали сейчас бо-ольшую глупость...

– Я бы попросил!..

– Спокойно, генерал, - Раковичану сощурился. - Да, вы сказали глупость. Так и назовем. Вы - пренаивнейший человек, генерал! Если русские и не будут вмешиваться в наши внутренние дела, что они, по-видимому, и намерены делать, от этого они не становятся менее опасными. Напротив! Нам было бы куда легче, если б русские солдаты ежедневно убивали по десятку наших мужиков и насиловали по дюжине девиц... Но они, как назло, не грабят, не убивают, не насилуют! И это плохо. Плохо для нас с вами, генерал! Не забывайте, что мы имеем дело с такими солдатами, которые страшны уже тем, что пройдут по румынской земле и покажут себя нашей черни... Мы более четверти века тратим миллионы лей, чтобы вызвать у своего народа ужас перед этими людьми, перед их страной. Вообще - перед коммунизмом. Пожалуй, в какой-то степени это удавалось. Но что будет теперь, когда русские, не спросясь нашего позволения, сами пожаловали к нам?.. Вы думали об этом? Советую поразмыслить! Да поймите же, что нам теперь нужно иностранное вмешательство, как никогда раньше. Необходимо! К черту сопливое разглагольствование о суверенитете, о национальной гордости, независимости и прочей чепухе! Нам нужен сильный союзник. Надеюсь, хоть теперь-то вы улавливаете мою мысль?

– Я отлично ее улавливаю, эту вашу мысль, полковник! И уже давно улавливаю! - вспыхнул Рупеску, ужаленный тоном Раковичану. - А вы не подумали о том, что эту вашу мысль, с моей помощью разумеется, уловят и во дворце?

– Донос, значит? - Раковичану расхохотался. Потом, мгновенно посерьезнев, снисходительно предложил: - Хотите, я помогу вам сочинить этот донос?..

– Нет, не хочу. Теперь не хочу, - генерал задумчиво прищурился и пошевелил толстыми короткими пальцами. - Сейчас мне все ясно, полковник. Не совсем ясно разве только одно: почему же союзники - я говорю об американцах и англичанах - так восторженно приветствуют вступление советских войск в Румынию?

Раковичану усмехнулся, при этом его светло-серые глаза не изменились. Лишь чуть покривились топкие губы.

– А что им, собственно, остается делать? Иногда приходится строить приятную мину при плохой игре. Вступление русских войск в Румынию для американцев, например, столь же прискорбный факт, как и для нас с вами, генерал. Теперь на их долю - я имею в виду англосаксов - остается лишь одно: сделать все возможное, чтобы в руки Красной Армии поменьше попало промышленных объектов. С этой целью они - вот увидите - начнут массированные бомбардировки промышленных центров Румынии. Завтра же мощные соединения американской авиации появятся над Бухарестом, Плоешти, над заводами Решицы...

– Простите, полковник. Но вы говорите так, будто являетесь представителем верховного штаба не румынской армии, а американского командования.

– Я, дорогой мой генерал, являюсь... прежде всего политиком. А политики обязаны анализировать события и предвидеть...

Раковичану неожиданно умолк. Его остановил девичий голос, зазвеневший у входа в землянку. Полковник прислушался. Через полуоткрытую дверь в землянку ручейком лились звуки беспечной девичьей песни, совершенно необычной в такой обстановке.

Раковичану, широко раздувая ноздри короткого, словно обрубленного носа и хищно оскалясь, взглянул в окно. У самой землянки, склонившись над тазиком, мыла посуду черноглазая и чернокудрая девушка. То и дело отбрасывая назад мешавшие ей волосы, она пела:

Винограда лист зеленый.
Крошка Мариона.
– Что в лице ты изменилась,
Крошка Мариона?
– Все тоскую, все грущу я,
Милый мой, любимый,
Огорчают злые толки,
Милый мой, любимый.

– Что за девица? - спросил полковник.

– Мой повар, - безразличным тоном ответил Рупеску. - Она готовит мне обеды.

"Старый грешник!" - с завистью подумал Раковичану, неохотно отходя от окна и игриво грозя генералу пальцем.

– Повар недурен. Не уступите ли его мне, генерал? Я тоже люблю вкусно поесть. А? Неплохо заплачу.

– Не моя, полковник. Поторгуйтесь с лейтенантом Штенбергом, -досадливо отмахнулся Рупеску.

– Чему она радуется?

– А вы спросите у нее. По-моему, просто так. Василика всегда поет. Глупая девчонка.