С уважением Аристарх Громов – труженик и инвалид.
Толпа напирала. Особенно старались позадистоящие, мужественно отвоевывая пяди Майдана. Как раз этих, нескольких сантиметров им катастрофически не хватало до лучшего обзора.
Давление увеличивалось в геометрической прогрессии. Первый ряд, вжатый в решетку ограждения, с трудом проталкивал воздух в стиснутые легкие.
Но они не жаловались. Более того, они специально пришли. Сюда, за несколько часов до экзекуции, ради общепринятого удовольствия с трудом дышать, распластанным на прутьях.
За решеткой мужественно переминалась с ноги на ногу Армия Веры. Юношей отбирали с шестнадцатилетнего возраста, отдавая предпочтение физически крепким, высоким парням. Служба была почетна, единственным на Ковчеге, им разрешалось носить оружие – упругие дубинки с рукояткой на боку. Не удивительно, что носы молодых людей задирались много выше их немаленького роста.
Потные руки мяли мокрые рукоятки. Сегодня молодым людям – единственный раз в неделю – было страшно. Воскресенье – время аутодафе.
А ну как ограждение не выдержит?
За решеткой не люди – толпа.
Организм, да, состоящий из клеточек-человеков, но в единении, как вещество из молекул, обретший новые свойства.
Тысяча глоток взвыла – одновременно, связанная невидимыми нитями, - на возвышение начали выходить члены Трибунала. Важные, в цветастых праздничных сутанах. Холодные глаза впились в толпу, и Зверь распался на составляющие. Глаза хирурга, отсекающего опухоль, глаза мясника, привычно выбирающего с какой стороны срезать лучший кусок.
Священники выстраивались довольно медленно, словно в первый раз, занимая положенные, отмерянные рангом места.
Толпа молчала, смиренно ожидая окончания «парада».
Наконец – о чудо! Трибунал занял вожделенные позиции, на площадке, сопровождаемое офицерами Армии Веры, появилось новое действующее лицо.
Расписной колпак, видимый даже с дальних рядов, не оставлял сомнений.
Толпа взвыла, и глас тысяч глоток слился в единый голодный вой. Толпа снова была одним организмом.
Горластый Ритор, кряхтя и отдуваясь, поднялся на шаткий помост перед люком Утилизатора.
Под позволительно нетерпеливый гул толпы пухлые пальцы непозволительно долго возились с краями свитка.
- Каторжина Курникова! – высокий писклявый голос взлетел под потолок. – Пользуясь колдовскими чарами и собственным телом, завлекала молодых людей в секту, так называемого, Проповедника, где заставляла сквернословить в адрес Церкви и плевать на портрет Учителя!
- О-о-о, - кто б мог подумать, что скверна пустила столь глубокие корни.
- Высоким Трибуналом признана виновной в ереси и ведьмовстве!
- А-а-а, - рев одобрения. Зверь был единодушен.
Офицер сбил колпак, и впередистоящие узрели ведьму во всей красе. Бледное лицо, разбитые, или искусанные до кровавой корки губы, испуганные глаза молоденькой девочки.
- Нет, нет, не виновата…
- А-а-а! – рев толпы заглушал прочие звуки.
Она не желала оправданий, она желала зрелищ.
- О-о-о! – на площадку вывели новое действующее лицо, тоже в колпаке.
- Войцек Дундич! – пискнул Ритор. – Околдованный чарами Каторжины, вступил в секту!
- А-а-а! – в гласе Зверя преобладали женские нотки. Еще бы – ведьма совратила невинного мальчика! У многих женщин были сыновья.
Колпак полетел на пол, обнажив холеное, даже в маске испуга сохранившее надменность лицо молодого человека.
- Высоким Трибуналом признан виновным в ереси!
- А-а-а!
- Однако… - Ритор позволил себе бесцеремонно прервать толпу, и она это ему простила. Любимчиков прощают. С бывшими любимчиками расправляются. Жестоко. Толпа не прощает собственных слабостей. – Однако… - всего этого Ритор не знал, или не хотел знать, - Войцек Дундич искренне раскаялся и покаялся в грехах! Кроме того, назвал имена соучастников!
- О-о-о, - предателей не любили во все времена, возможно из-за опаски в аналогичной ситуации предать самому.
- Высоким Трибуналом Каторжина Курникова приговаривается к… Утилизатору!
- А-а-а! – как никогда толпа была единым целым. Не только внешне – блеском глаз, созвучными криками, даже мысли клеточек зверя походили одна на другую.