Господин Ларус закрыл дневник и некоторое время сидел неподвижно. В этой истории можно было бы поставить точку — на обратному пути записи не велись. Вот только Хронкварт полностью перекроил всю дальнейшую судьбу стряпчего.
Возвращаясь в свою палатку, Жак Ларус познакомился с девушкой, пересекающей Средиземное море на катамаране. Ингрид — так ее звали. Приятно встретить соотечественника в здешних краях, сказала Ингрид. Не знает ли ее собеседник, где можно поставить палатку одинокой мореплавательнице?
Ларус знал.
Он смотрел на летнее платье девушки, ее растрепанные каштановые волосы и чувствовал, как образ Аврил дробится на отдельные фрагменты, растворяется в ненасытной утробе изменчивого мира.
После рождения двоих дочерей Ингрид почти не изменилась. И даже статус бабушки не мешает ей бросать все дела, если Ларус снаряжает экспедиционный аппарат в дальние края.
Постаревший воздухоплаватель встал со своего места, заприметив приближающуюся к столику жену.
Ингрид всегда останется для него той юной странницей, вихрем ворвавшейся в неспешную жизнь Хронкварта.
Всегда.
Даже в годовщину их свадьбы.
Рлочья кровь
Слухи о выпитых детских душах ползли по городу. Люди засыпали и не просыпались, в их зрачках застывал священный ужас. Всё чаще звучало забытое слово.
Рлоки.
Говорили, что за краем извечной тьмы эти существа жили с незапамятных времен. Боги придумали их, чтобы покарать предков за давнее предательство. Когда пробил час топора и меча, властители Китограда призвали северян на помощь, а те отказались собрать войско. Не все, конечно. Предателями были исконные обитатели Беловодья, решившие пересидеть Тьму в своих фьордах. Боги разгневались и наслали на малодушных мореплавателей рлоков.