Пути любви

Но что хуже, она не знала, что больше угнетает ее – то, что граф Мейдстон оказался таким редкостным мерзавцем или то, что она никогда его больше не увидит. Их знакомство было недолгим, однако она уже успела привыкнуть к этому самовлюбленному павлину, к их препирательствам и тому приятному чувству оживленности, что она испытывала в его присутствии. И сколь не перебирала она в памяти все моменты их последней встречи, да и всех предыдущих, так и не могла понять, что же послужило поводом того, что он захотел ее так унизить.

Трудно оставаться со своим унижением наедине, тем более когда не можешь высказать столь же обидные слова, которые так и вертятся на твоем языке своему обидчику. Он уже давно ушел, и всего хуже – навсегда, так что она никогда уже не сможет узнать ни причину его поведения, ни высказаться в ответ.

То ли поздний час ночи, то ли уныние вперемешку с тоской, но ей стало казаться, что ее жизнь без этого обольстительного мерзавца, с которым она так весело смеялась, превратится в череду тусклых безрадостных дней. Она опять будет чувствовать себя придатком Селины и на нее опять будут смотреть, словно не видя ее…

Гейл вновь сбила одеяло, перевернулась на другой бок и тяжело вздохнула.

Стоило ей только вспомнить те моменты в библиотеке, как ее недоумение еще больше возрастало. Его руки дрожали, когда он впервые дотронулся до нее. Будут ли дрожать руки у опытного прожженного ловеласа? Нет. Такие не способны чувствовать волнение, а граф (Гейл была уверена в этом), граф волновался. Он с таким чувством целовал ее, словно она была запретным плодом, до которого он наконец добрался. Именно его страстность свела ее с ума, его неистовые прикосновения, горячие иссушающие поцелуи. Так почему же он передумал? Почему отступил, а затем и унизил ее? Что она сделала не так?

Дверь в ее спальню скрипнула и Гейл тут же поспешила закрыть глаза, опасаясь, что ее зашла проведать тетя Алисия.

– Гейл. – Шепотом позвали ее. – Ты не спишь?

Селина. Гейл открыла глаза и шмыгнула носом.

– Нет.

– Дорогая, ты что, плачешь? – та заговорила в полный голос, так сильно было ее удивление.

– Ну да…

Селина пролетела разделяющее их расстояние и плюхнулась к ней в постель.

– Ты должна рассказать мне все!

Теперь уснуть не могла она. Селина даже и не пыталась ложиться. После откровенного разговора с Гейл, она была так взбудоражена, что казалось, могла прошагать пешком аж до самого Хемпшира. Но не смотря на разыгравшиеся нервы, она не ходила из угла в угол, как это делала обычно, а словно лунатик, стояла возле окна.

Услышанное, повергло ее в шок. Да, да, теперь, когда не надо было притворяться перед Гейл, что ко всему услышанному она отнеслась спокойно, когда не надо было разыгрывать из себя старшую сестру, утешавшую младшую, она могла признаться себе – она шокирована. Слава Богу, теперь не надо делать вид, что ей все равно. Потому что ей отнюдь не все равно…

Невидящим взором смотря на ночное окно, она в который раз пыталась представить себе Гейл и Джослина вместе. В мыслях проносились фантастические картины одна за одной, но не одна из них не казалась реальной.

Неужели эти двое стояли так близко друг к другу, что их тела практически сливались? Да не только тела, но и губы, руки… Неужели Стэнфорд, этот «золотистый Бог Лондона», известный искуситель всех женских сердец трогал ее сестру, сводил с ума своими поцелуями и даже… предложил той стать его любовницей?

Да это же смешно! Нелепо. Ведь Джослин ее поклонник!

Это ее он приглашал на прогулки, именно с ней он танцевал, с ней, они не раз посещали «Ковент-Гарден», выставки, оперы. Ей он говорил о ее красоте, о власти женщины над мужчиной, ей он целовал руки и признавался в вечной преданности – ей, а не Гейл! Да неделю назад, он даже не подозревал о существовании ее кузины.

Да и сколько она его знала, с такими как Гейл, он предпочитал лишь разговаривать. А та, вовсе не относилась к женщинам того – другого сорта, за спинами которых шептались, на коих бросали косые взгляды, а мужчины втайне восхищаясь, мечтали заполучить их в свою постель. Нет, ее сестренка была добронравным, законопослушным существом – невинной девицей, на которую посмел посягнуть этот предатель.

Селина вздрогнула. Неужели она приревновала? Может она так зациклилась на ревности по отношению к Энтони, что теперь ревнует всех без разбору?

Но как же так – она же куда красивее Гейл, а вместо этого, та, «по этой части » познала, куда больше ее. Нет, конечно, она уже целовалась – и не раз, и не с одним. Она грустно ухмыльнулась, вспомнив эти поцелуи.