Пути неисповедимых

На рынок я отправилась, на всякий случай скрывая лицо шляпой. Купив крупы, вяленого мяса, приправ, печенья, – Леопольд убил бы меня, если бы узнал, что я его не купила, – твердого сыра, яблок и большую флягу вина, чтобы отметить удачное окончание дела, я вернулась в гостиницу, где быстро упаковала все это в мешки.

Черт и кобыла Арланда уже были оседланы и готовы к дороге, а ключ от комнаты сдан хозяевам гостиницы, когда инквизитор вернулся вместе с Леопольдом.

Лео, увидев меня, бросился обниматься и рассказывать, как ему надоело в тюрьме и как ему хочется чего-нибудь алкогольного после того, как он побывал на суде.

Пришлось остаться в гостинице на обед, чтобы Лео и Арланд могли прийти в себя.

Заказав жареную курицу со свежими овощами, я попросила Арланда рассказать, чем все кончилось и какой приговор в итоге получила Анук.

– Я доказал ее вину и настоял на смертной казни, но возникли некоторые непредвиденные обстоятельства. Анук вчера забеременела и ее смертный приговор отсрочен на девять месяцев, пока не родится ребенок Закаи, который по законам принадлежит Ордену. Дети инквизиторов почти всегда проходят все испытания, они бесценны для белых сов.

Дикая душа

Орудие судьбы

*Лекои Опоаль Л`диэн*

Если говорить о тех двух днях и той половинке, которые я провел в темнице, то можно сказать только одно: там было слишком скучно, чтобы оставаться там надолго. Мы с Арландом договорились, что я сбегу на четвертый день, потому я и не ждал, что братец придет раньше, чем я пробуду в темнице трое суток. Но все пошло совсем не так, как я ожидал. Вместо завтрака на третий день меня повели в белую комнату, где сидели судьи в разноцветных одеждах и Арланд рядом с тронутой леди. Тронутая леди все время молчала, а когда ей сказали, что ее убьют, перережут ритуальным кинжалом горло во имя богини охоты, она вдруг сказала, что не может умереть раньше, чем родится ее ребенок. На этом все кончилось, и Арланд увел меня к Бэйр, так и не объяснив, что это все значило.

Бэйр встретила меня не так радостно, как я надеялся. Она улыбалась и не отходила от меня, но я не чувствовал ее по-настоящему рядом. Казалось, она очень устала: она была бледнее обычного и под глазом у нее появился фиалково-желтый след спадающего синяка. Как она потом рассказала, она случайно подралась с той тронутой леди, которую я видел на суде.

Сложно понять, зачем леди убивать ритуальным ножом во имя богини охоты за то, что она подралась с Бэйр, но скорее всего я просто не знаю всего, что было. Но рассказать мне никто не захотел, даже когда я попросил. Меня просто не слышали.

Бэйр и Арланд вообще вели себя странно за обедом. Они были как будто сплетены, окутаны одним и тем же мрачным и усталым настроением, им было все равно на происходящее вокруг. Я понял, что за те дни, пока меня не было, они что-то пережили и теперь, смотря друг на друга, думают о чем-то таком тайном, своем, что меня не касается.

Я чувствовал себя лишним, впервые за долгое время, и это чувство было мне неприятно. В первую очередь тем, что оно вернулось, хотя я был уверен, что больше никогда не буду чувствовать себя лишним себя среди людей, тем более рядом с Бэйр.

Но ведьма заметила мое настроение и начала говорить со мной, чтобы я не ощущал себя одиноким. Ее очень беспокоило мое самочувствие и то, как я держался в темнице.

Обычно мне нравится, когда она так заботливо расспрашивает у меня о моем здоровье и настроении, но не сейчас: когда она не видит, Арланд смотрит на меня с презрительной усмешкой, как на надоедливого ребенка. Этот взгляд мне не нравился.

Бэйр продолжала меня жалеть, хотя я доказывал ей, что мне было совсем не так плохо в темнице. Вдруг Арланд перебил ее и начал спрашивать про меня. Как я живу, что умею, как моя речь и все прочее, что обычно спрашивают про больного.

– Неужели он все время проводит в обличии крысы? – обеспокоенно спросил Арланд у Бэйр.

– А как иначе он будет поспевать за мной? Черт и меня не всегда возит, а второго попутчика просто скинет, – отвечает она.

– Тогда мы купим ему лошадь. Какой смысл было вытаскивать его в люди, если он все дни проводит в пути, в обличии крысы?

– Лошадь!? – Бэйр пораженно смотрит на Арланда. В его глазах мелькает искра самодовольства.

– Но я не люблю лошадей, и они меня не любят, мне нельзя на лошадь… лучше я сам буду лошадью! – возразил я.

– Леопольд, ты граф, – с укором посмотрел на меня Арланд. – Я вел переписку с Лореном, когда был в Ордене. Он писал, что при первой же возможности женился на твоей матери и что через свои связи закрепил твое имя в списке членов семейства. Ты теперь не бастард-оборотень, а полноценный член одного из древнейших родов Рашемии и ты не будешь проводить большую половину жизни крысой! Сегодня же мы купим тебе лошадь.

– Но я сказал, что не хочу ездить на лошади, – повторяю, хмурясь.

– Верно. Ты хочешь до конца жизни бегать по плечам Бэйр, – Арланд тоже нахмурился и посмотрел мне в глаза.

– Тебе самому бы хотелось по ним бегать, вот ты и злишься, – пожимаю плечами и перестаю смотреть в глаза брата.