Пути непроглядные

– Ты же сам хотел от меня избавиться! – воскликнул Рольван, чувствуя, как предательски тает его решимость. – Вспомни! Ну, зачем тебе это сейчас?!

– Я, и правда, этого хотел. Но передумал, уж прости. Тегир, – Гвейр забрал повод Монаха и протянул его своему спутнику. – Уведи коня. Идем, Рольван.

И Рольван пошел за ним, презирая собственную беспомощность, на ходу придумывая возражения, но так и не высказывая их вслух. Он думал, что они возвращаются к костру, но Гвейр обошел веселящихся и повел его дальше. Празднование между тем продолжалось, делаясь все бесшабашнее. На бочках, где недавно стояла Игре, теперь устроился флейтист, наигрывающий веселую мелодию. Вокруг плясали. За общей суетой было трудно разобраться, кто где, но Игре Рольван не нашел.

Свет костра остался позади, и он понял, куда его ведут. В десяти шагах от хижины увидел неподвижную фигуру сидящего на земле человека и, подойдя, узнал Дергидана. Тот поднялся при их приближении.

– Это мы, – сказал Гвейр. – Ты можешь вернуться к огню.

Юноша замотал головой:

– Она сказала, чтобы никто не беспокоил. Я посторожу, потом Бедвер сменит.

– Хорошо, – согласился Гвейр. Кивнул в сторону хижины: – Найдешь дорогу, Рольван?

Отсвет далекого костра придавал красноватый блеск глазам Дергидана. Он смотрел прямо на Рольвана, и тот не мог понять, что означает выражение его лица – смесь любопытства, зависти и насмешки.

Гвейр вдруг фыркнул и хлопнул Рольвана по плечу.

– Иди наконец, – сказал он так же насмешливо, как смотрел Дергидан.

Тогда Рольван пошел к хижине. Ноги у него не сгибались. Двое за спиной смотрели вслед, и их взгляды вызывали зуд, как укусы насекомых. В голове было совершенно пусто.

В хижине все осталось таким же, как он помнил – засыпанный соломой земляной пол, тростниковые постели, низкий столик в стороне от очага. На столе маслянисто чадил простой светильник – фитиль в глиняной плошке с жиром. Куски шкур, на которых обычно рассаживались пришедшие послушать Верховную дрейвку, были стопкой сложены у стены.

Игре ждала его, стоя перед холодным очагом. Она волновалась – Рольван понял это из того, что она даже не попыталась делать вид, будто чем-то занята. Когда он вошел и опустил за собой полог, она обернулась и стиснула руки на груди. Рольван остановился, не зная, что сказать.

Они были похожи с Нехневен, очень похожи. Но – теперь, вблизи, он понял разницу. Богиня предстала перед ним воплощением красоты, ледяным и прекрасным, как застывший на морозе водопад. Она вызывала страсть, но не могла дать жизни. Игре была настоящей. От нее слабо пахло потом и дымом костра. Рыжие волосы в беспорядочно вились вокруг головы и встрепанными языками пламени рассыпались по плечам. Предплечье украшал синяк, наполовину прикрытый платьем – след удара деревянным мечом. Руки, беспокойно теребившие кулон с волчьей головой, были мозолистыми руками воина. Сам кулон был или тем самым, что пропал у источника вместе с ее одеждой, или похожим, как две капли воды. Рольван знал, что если наберется смелости прикоснуться к ней и раскрыть ее ладонь, он увидит болезненные алые шрамы, памятную цену открытия Врат.

Несовершенная. Живая. Единственная.

В конце концов она первой нарушила молчание:

– Значит, ты решил уехать? Это правда?

– Я подумал, что так будет лучше.

– Вот так, просто, уехать, ни слова не сказав? – в тусклом дрожащем свете Рольван увидел ее гримасу – болезненную тень прежнего волчьего оскала. – Вот, значит, чего стоят твои обещания?

Недоумевая, как вышло, что он снова оказался в чем-то виноват, Рольван проговорил:

– Я многим давал обещания и нарушал их, Игре, но не тебе. Разве я не сделал все, что ты хотела, не привел Гвейра обратно?

Она закусила губу и резко отвернулась. Рольван стоял, растерянный и неуклюжий, не зная, может ли такое быть, чтобы Игре плакала из-за него, или ему все же показалось, не зная, что ему делать и чего она добивается. Игре произнесла отрывисто:

– Я не про это. Про другое. Там, у Эйр-Дана, когда ты меня нес, ты говорил, что никогда не бросишь, даже если я… Разве ты забыл?

Кровь снова прилила к щекам – в тот день он много чего наговорил. Решив, наверное, что сказанное прозвучало чересчур беззащитно, Игре развернулась к нему, по-Гвейровски встряхнув головой, и смахнула слезы тыльной стороной ладони. Рассмеялась надтреснутым смехом:

– Но это ведь неважно, правда?

Рольван шагнул ближе и поймал ее за руку. Игре не отстранилась, но и не взглянула ему в лицо.

– Ты говорила, что ничего не помнишь о том, что было!

– И не помнила. Теперь – помню. Я не теряла времени, если хочешь знать. Теперь, если стану волком, смогу вернуться сама. Тебе не придется даже… – она хмыкнула, – стараться, как в прошлый раз.

– Это хорошо, – сказал Рольван. – Хорошо, потому что теперь стараться пришлось бы Дергидану. Думаешь, он справился бы так же хорошо, как я?!