Читаем Пути-перепутья полностью

Подойдя к скамье, оба сели. Стояла тишина, лишь с поля доносилось пиликанье кузнечиков, да месяц висел над их головой.

Она прижалась к нему и сказала спокойно и сердечно:

- Значит, я последний разочек держу твою руку в своей?

- Да, Лена. Можешь ли ты мне простить?

- Нашел о чем спрашивать. За что мне тебя прощать?

- За ту боль, которую я причинил твоему сердцу.

- Про боль ты верно сказал. Сердцу очень больно. И она умолкла, устремив взгляд к звездам, бледно загоравшимся на небе.

- О чем ты думаешь, Лена?

- Как бы хорошо оказаться там.

- Не говори так. Ты не должна желать смерти, от такого желания лишь один шаг…

Она рассмеялась:

- Нет, я его не сделаю. Я не похожа на ту девушку, которая бросилась в колодец лишь оттого, что ее возлюбленный пошел танцевать с другой. Помнишь, ты рассказывал мне эту историю?

- Тогда к чему ты помянула небо? Ты не из тех, кто говорит подобные вещи просто так, лишь бы что-нибудь сказать.

- А я сказала это вполне серьезно. Я и впрямь (она подняла взгляд к звездам) была бы рада очутиться там. Там бы я обрела покой. Но мне не к спеху… А теперь пошли в поле. Я платка не взяла, а сидеть на одном месте холодно.

И они пошли той самой дорогой, которая в тот раз довела их до первых домов Вильмерсдорфа. Колокольня отчетливо рисовалась на фоне ясного неба, и лишь над луговиной стлался прозрачный туман.

- А ты помнишь, как мы гуляли здесь с госпожой Дёрр? - спросил Бото.

Она кивнула:

- Затем я и привела тебя сюда. Мне вовсе не было холодно или так, самую малость. Да, это был замечательный день, такой счастливой и довольной я не чувствовала себя никогда, ни до, ни после. У меня даже сейчас сердце радуется, когда я вспомню, как мы возвращались домой и пели: «Я помню все». Да, воспоминания значат много, очень много. А воспоминаний у меня довольно, и они останутся со мной, никто их не может отнять. Когда я об этом думаю, у меня становится легче на сердце.

Он обнял ее.

- Какая ты хорошая!

Но Лена продолжала все так же спокойно:

- И раз у меня легко на сердце, я хочу не упустить случая и все тебе высказать. Собственно, я не скажу ничего нового, только то, что всегда говорила, еще позавчера говорила, во время неудавшегося пикника, и потом, когда мы прощались. Я знала, что так будет, с самого начала, вот и вышло по-моему - чему быть, того не миновать. Если человек видел прекрасный сон, ему следует возблагодарить господа и не жаловаться, что сон кончился и началась явь. Сейчас очень тяжко, потом все забудется - или стерпится. И настанет день, когда ты вновь почувствуешь себя счастливым. А может, и я.

- Ты думаешь? А если нет? Тогда что?

- Тогда придется жить без счастья.

- Ах, Лена, ты говоришь так, будто счастье - это пустяк. На самом же деле это совсем не пустяк. Вот что меня мучит, и как хочешь, мне все кажется, что я причинил тебе несправедливость.

- Эту вину я тебе отпускаю. Ты не причинил мне никакой несправедливости, не совращал меня с пути истинного, ничего мне не обещал. Я все делала по доброй воле. Я всем сердцем тебя полюбила, такая уж была моя судьба, и коли есть здесь чей-то грех, то это мой. И вдобавок такой грех, которому я рада, и могу повторять тебе это снова и снова - рада от всей души, ибо он был моим счастьем. За счастье надо платить, и я с радостью уплачу. Ты ничего не преступил и не нарушил, никого не оскорбил,- в крайнем случае лишь то, что у людей зовется нравственностью и приличиями. Так мне ли о том горевать? Нет. Все уладится рано или поздно, даже это. А теперь давай-ка повернем обратно. Гляди, какой туман. Госпожа Дёрр, верно, уже ушла, и мы застанем нашу добрую старушку одну. Она все знает и целый день твердила мне одно и то же.

- А что?

- Что так оно лучше.

Когда Бото с Леной вошли в дом, фрау Нимпч и в самом деле была одна. В комнате было тихо и полутемно, лишь пламя очага бросало отблеск на черные тени, исчертившие пол. Щегол уже давно заснул в своей клетке, только бульканье кипящей воды нарушало тишину.

- Добрый вечер, матушка,- сказал Бото.

Старуха ответила на приветствие и хотела подняться со своей скамеечки, чтобы придвинуть кресло. Но Бото удержал ее на месте и сказал:

- Нет, матушка, я сяду на старое место.- С этими словами он придвинул табуретку к огню и уселся.

Наступило недолгое молчание, потом Бото прервал его:

- Я пришел сегодня проститься с вами и поблагодарить вас за все хорошее и доброе, чем так долго наслаждался в вашем доме. Да, госпожа Нимпч, я говорю от чистого сердца. С какой радостью я приходил к вам! Как счастлив был здесь! Но теперь я должен уйти, и мне хотелось бы сказать только одно: наверное, так лучше.

Старушка промолчала и кивнула одобрительно.

- Но я ведь не навек исчезаю, и вас я не забуду. А теперь дайте мне вашу руку. Так. И доброй вам ночи.

Тут он резко встал и направился к двери, а Лена его обняла, и так они вместе дошли до калитки, не проронив по дороге ни слова. Только у самой калитки она сказала:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века