— Или хотели сделать людям приятное. Сотворить маленький ежедневный праздник. И появился танец разноцветных искр. Сверкающее чудо. Древние подарили нам радость. Разве это не благое дело?
Вилджа дёрнулся встать и тут же сжался в испуге, ожидая новой боли. Но Авдей не тронул, наоборот, отступил в сторону.
— Дарить людям радость нелегко, — сказал Авдей. — Для этого надо отдавать часть себя. Отдавание — тяжёлый труд. Но приятный, как ни странно. Чтобы над заурядной башней связи фонтаном звонких искр засверкала чудесная радуга, в ней должна быть душа. Твоя душа. При условии, что она у тебя есть. Однако наличия души как таковой мало. Её надо ещё направить так, чтобы душевная сила обернулась добром и радостью, а не горем и злом. Чтобы стать радугой, душа сначала должна найти в себе тепло и свет.
Авдей подошёл к Сфере.
— Я не уверен, что моя душа достойный материал для того, чтобы делать из неё радугу, но поскольку ничего другого нет, придётся использовать то, что имеется. — Авдей задержал руку над штырём, посмотрел на Вилджу.
— Я всегда был только музыкантом, и сделать что-то полезное мог лишь при помощи вайлиты. После, когда моя рука превратилась в искорёженное никчёмье, один весьма неглупый людь сказал, что музыка есть не только в музыкальных инструментах, а везде — даже в пирожках и кирпиче. Но если музыка может быть везде, где угодно, значит играть её можно всем, чем угодно. В том числе и коммуникатором. Искрами закоротившей проводки. Пусть сегодня они станут «Лунной сонатой». Она такая спокойная. Тихая. А всем давно недостаёт спокойствия. Значит, надо его подарить. Во всяком случае, ст
Авдей присоединил штырь.
Вилджа выскочил на площадь, посмотрел на фонтан. Нет, это был не просто фонтан, а Фонтан. Его струи сплетались, рассыпались искрами, струились ручейками. Они танцевали! Вилджа уловил ритм, почувствовал… нет, не звук, а дыхание мелодии.
Фонтан оказался живым. А потому он мог танцевать и петь. И рисовать. Да просто раскидывать по всей округе искры-веселинки.
Отведённое Фонтану время закончилось, сияние искр исчезло.
Но Хранитель Башни знал, что оно вернётся. Вилджа сам вернёт Фонтан.
Завтра же.
Из Башни вышел Открыватель. Бросил на Хранителя безразличный взгляд и заковылял к лётмаршу.
Вилджа бросился вдогонку, схватил за руку.
— Не прогоняй меня, — попросил Вилджа. — Я сумею зажечь настоящий Фонтан, вот увидишь.
Авдей посмотрел на него с удивлением.
— Хранителей назначаю и увольняю не я. Это решает ВКС.
— Не в назначениях дело! Открыватель, пожалуйста… Я очень вас прошу, Открыватель, позвольте мне зажечь завтра Радужный Огонь! Если он не получится таким же настоящим, как сегодня, я до конца жизни останусь только Хранителем, а к Сфере даже не прикоснусь.
Авдей смотрел серьёзно, вдумчиво.
— Ваш Огонь должен быть не таким же, как сегодня, а вашим собственным Огнём. Только вы знаете, каким будет его танец.
— Не танец, — качнул головой Вилджа. — Рисунок. Он рисует. И согревает. Но молча. В абсолютной тишине, очень глубокой. Понимаете?
— Да, — кивнул Авдей.
Вилжда улыбнулся. Открыватель действительно его понимал.
Вилджа протянул ему руку для пожатия. Авдей ответил. Пальцы покорёженной руки оказались гораздо сильнее, чем думалось Вилдже.
«Калек всегда недооценивают. Дураки».
Эльван ждал Авдея у дверей его квартиры.
— Я слышал, вы какой-то музыкальный инструмент купили. Поиграете мне?
Авдей смотрел на него с удивлением.
— Я нагрубил вам, — сказал Эльван. — Простите.
Авдей шагнул к нему.
— Я пока ещё не так хорошо наработал руку, чтобы показывать свои экзерсисы слушателям. И мелодий, подходящих кмелгу, пока не подобрал.
— Плевать. Я хочу просто посмотреть, что это такое, как звучит.
Авдей опустил взгляд.
— Вы уверены, что вам это действительно будет интересно?
— Да, — твёрдо сказал Эльван. — Интересно.
Авдей посмотрел на него.
«Я всё неправильно истолковал, — растерянно подумал Эльван. — Перепутал маску и истину».
Маской был броневой металл и бластерный огонь.
Истиной — весенний дождь и солнечный свет.
Так, как и должно быть. Каждый защищает себя как может. Скрывает себя от мира.
Иначе мир уничтожит.
Но Авдей не любит маски. И без крайней необходимости не надевает.
Как и не возьмёт без самой крайней на то необходимости оружие.
— Нельзя быть таким открытым, — сказал Эльван. — Мир жесток. Он уничтожает всё, что не скрыто бронёй.
— А это смотря что в нём искать, — ответил Авдей. — Уничтожение или созидание. Вряд ли в боевой броне можно будет заниматься миротворчеством.
— В каком смысле?
— В любом.
Авдей открыл дверь.
Эльван вошёл, осмотрелся. Точно такая же квартира, как и у него, с той же казённой меблировкой.
Авдей вымыл руки, поставил на журнальный столик вино, печенье и шоколад — традиционное угощение в Бенолии.
Эльван подошёл к письменному столу, тронул замысловатое устройство из стекла и металла. Оно отозвалось тихим звоном.
— Это и есть кмелг?
— Да, — кивнул Авдей.
— На нём можно сыграть реквием? — неожиданно для себя спросил Эльван.
Авдей вопросу не удивился. Наверное, счёл заурядным любопытством.
— Для реквиема нужен симфонический оркестр.