Пути-Пучи

- Я… я их туда никогда… Я вообще туда… Это… Это Кио какое-то! Это он специально! Он сжулил! – тяжело дыша, еле выговорил Гурман.

Народ стал безмолвствовать недоверчиво. Спустя паузу, Адамов подвел черту, заявив следующее:

- Ну что же вы так, Сергей Степанович, не проверив, обвиняете человека? Нехорошо. Словом, вот что. Сто тридцать два доллара, Сергей Степанович, будьте добры вернуть Александру Всеволодовичу. Инцидент тем самым мы исчерпаем, все свободны. А вас, Александр Всеволодович, хе-хе, попрошу остаться.

Облегченно безмолвствуя, народ тут же исчез. Последним, под нос бормоча ругательства и меча на Адамова молящие взгляды, убрался Гурман.

- За что они меня так? – спросил Саша. Зная ответ.

- Известно за что, - ответил Адамов и растянул в чудовищной улыбке громадные губы. – Ведь вы же у нас самый лучший. А это им смерть.

- Ха-ха, - грустно сказал Ендоба.

- Хе-хе, - с некоторой фальшивинкой подтвердил Адамов. – У вас прекрасные, просто поразительно прекрасные перспективы. Вот они и ревнуют. Пойдемте-ка выпьем водки.

Ревность путипучеристов по сравнению с ревностью обычных людей – это ревность в квадрате, если не в кубе. Главный приз только один, соискателей множество. И все они, кроме, может быть, кого-то одного, остаются в жестоком проигрыше.

Саша пошел, выпил водки с Адамовым, причем Адамов, как всегда, почти не пил. Он только лишь подносил к губам полную рюмку.

Обычно Адамов не был склонен к длительным словоизвержениям собственного сочинения, но иногда, вот прямо как в этот раз, его прорывало. Речь его в таких случаях становилась более связной и логичной, многое из того, что он говорил в такие минуты, даже можно было понять – но, наверное, именно поэтому становился в такие моменты Адамов невообразимо скучен.

Подозреваю, что во многих местах своего повествования так же скучен становлюсь и я сам. Это меня сильно тревожит. Не знаю, с чем это связано. Может быть, просто с моей литературной неопытностью – знание законов беллетристики на уровне более высоком, чем "завязка-кульминация-развязка", возможно, сделало бы мою повесть увлекательной во всех смыслах, однако в данном случае увлекательность играет для меня лишь вспомогательную роль. Я хочу говорить здесь только о том, что считаю важным, а важное, согласитесь, не всегда соотносится с интересным через знак равенства, хотя и должно бы. И все же я не думаю, что предполагаемая мною скучность (критики называют ее "длиннотами") происходит исключительно из моего беллетристического невежества. Меня (я, кажется, говорил это) не оставляет ощущение, что кто-то просто "водит моим пером", то бишь переставляет мои пальцы по клавиатуре – которую, кстати, давно бы пора переменить на новую – помимо моей воли. Например, некоторые вещи, которые я пишу здесь, вовсе мне непонятны; еще более мне непонятно, зачем я вообще говорю о них, и, тем не менее, я абсолютно уверен, что они должны быть вставлены в мою книгу, причем именно в том месте, куда я их вставляю. Например, нижеследующий диалог Саши с Адамовым. По идее, можно было бы обойтись несколькими фразами из него, ну, на худой конец, дополнить эти фразы кратким конспектом разговора. Так нет же, я привожу этот разговор полностью. Казалось бы, такая двойная редактура – я пересказываю то, что запомнил Саша, причем заполнил не полностью и не точно, - лишает диалог первоначального смысла. Но! Поскольку я считаю важным пересказать диалог именно так, как пересказываю, он приобретает другой смысл, мало кореллирующий с тем первоначальным, но зато необходимый для того, о чем я рассказываю. Причем, почему необходимый и в чем именно необходимый, я совершенно не понимаю. Это, знаете ли, несколько раздражает, заставляет чувствовать себя инструментом.

Так вот, в той беседе с Сашей Адамова прорвало.

Для начала он долго, загадочно и многообещающе молчал, блымкая прыщиками и растягивая губы в жабьей улыбке. Потом заговорил о том, что все недруги сашины просто завидуют ему и ревнуют.

- Ты, Ендоба, самородок!

- Уж вы и скажете тоже… - закокетничал Саша.

- И скажу. У тебя, правда, не все одинаково хорошо получается, но это даже и хорошо, что нехорошо. Даже и прекрасно, чтоб ты знал. Если бы у тебя получалось хорошо абсолютно все, я, может, тут с тобой и не разговаривал бы.

- Это почему? – удивился Саша.

- Потому что скоро Битва. А как Будующий ты обречен.

Саша даже оскорбился. Манили, понимаешь, манили карьерой Будующего, а потом на тебе – обречен.

- Ну почему сразу так уж и обречен? – спросил он.

- Потому что есть я, потому что есть такие, как я, потому что Он принял решение. Он, хоть прямо ничего такого мне и не говорил, определенно хочет остаться на второй срок.

Он, Босс, Левый – все это обязательно с большой буквы, и почти никогда по его имени собственному, Зиггурд, - так они называли в разговорах таинственного Левого Соседа Бога, с которым, судя по слухам, Адамов время от времени контактировал. Адамов не отрицал и не подтверждал наличия подобных контактов. Собственно, в присутствии Саши это был первый раз, когда Адамов признал их реальность.