Пути развития английского романа 1920-1930-х годов

«Вне вас нет ни цели, ни бога… выше единственное, подлинное и несомненное достояние — ваша собственная личность! Какое противоестественное и противочеловеческое стремление — эта жажда растворить ее в чем-то другом и освободить себя от бремени этого богатства! Ваша задача — содействовать тому, чтобы из яйца развился птенец, а из птенца тот феникс личности, который всегда бывает единственным во всем мире- Единственность и неповторимость личности, — в этом смысл, назначение и судьба человека. Судьба вырастает изнутри, из тех форм, в которые облечется человеческая личность… И не поддавайтесь соблазну освободиться от ответственности, от самого себя через любовь, самопожертвование, погружение в нирванну, или игру в анархизм и метание бомб, — что является в сущности той же самой нирванной только с обратным знаком. Не соблазняйтесь этим… Не верьте идущим извне предписаниям, обязанностям, долгу… Да, человек сам для себя есть Древо Жизни. Он должен знать это, гордиться этим и не искать вне себя это райское древо, насажденное попечительной рукой какого-то бога». Эти слова произносит Лилли. Аарон Сиссон готов принять их как свою жизненную программу. Однако сам он — мятущийся и мечущийся по жизни человек, столь легко приноравливающийся к роли приживала при богачах, весьма далек от того сильного индивида, образ которого возникает перед ним в речах Лилли. Образ наделенного мистической силой вождя, увлекающего за собой массы, Лоуренс создает в романах «Кенгуру» и «Пернатый змей».

В своей книге «Портрет гения, но…» Ричард Олдингтон приводит слова Дэвида Герберта Лоуренса, относящиеся к 1921 г.:

«Если бы я знал как, я бы примкнул сейчас к революционным социалистам. Я думаю, что наступило время для настоящей борьбы. Единственное, что меня волнует: решительная борьба. Мне нет дела до политики. Но я знаю, что очень скоро должна произойти и произойдет беспощадная революция и я приму в ней участие, если буду знать, как это сделать»[57]. Однако дальше деклараций подобного рода Лоуренс не шел. От общественно-политической борьбы своего времени он действительно был очень далек. И если временами он и высказывал желание примкнуть к революционным силам, то представления об их истинном характере были у него самые превратные. Он искал их истоки не в передовых движениях эпохи, не в борьбе пролетариата, а в первобытной силе инстинктов, которыми от рождения наделена «избранная личность».

«Кенгуру», а несколько позднее и «Пернатый змей» отразили некоторые тенденции, связанные с зарождением фашизма и фашистской идеологии в странах Запада. Характерный для этих романов культ «вождизма», сочетающийся с проповедью силы, подавляющей массы и ослепляющей ее, свидетельствовал о реакционном характере взглядов Лоуренса. Утверждать, что писатель выступил сознательным защитником фашистской идеологии, нет оснований. Его представления о характере политической ситуации тех лет были слишком поверхностны. И тем не менее развиваемая им мысль о «врожденном праве» сильной личности считать себя избранной, противопоставление ее массе и прославление ее безграничных возможностей — все это объективно служило интересам реакции.

Если в показе отдельных явлений австралийской действительности или бытовой стороны жизни и обычаев мексиканских индейцев Лоуренс и был правдив, то он включал эти правдивые зарисовки в ложную концепцию и давал им превратную оценку исходя из представления об определяющем значении физиологических факторов. Сохраняя правдоподобие частностей, Лоуренс оставался далеким от подлинной правды жизни и реалистического ее изображения. Действие романа «Кенгуру» происходит в Австралии. Но было бы напрасным искать соответствия между описанными Лоуренсом событиями и сложившейся в послевоенные годы политической обстановкой в этой стране.