Пути в незнаемое

Сейчас во всем мире заслуженной славой пользуется книга нашего выдающегося фольклориста Владимира Яковлевича Проппа по морфологии волшебной сказки. В продолжающем ее сочинении об исторических корнях волшебной сказки, изданном в 1946 году, В. Я. Пропп высказал любопытную гипотезу о том, что с «управлением водой» связан миф о герое-змееборце, который в развитом виде встречается во всех древних ирригационных государствах — в Египте, Вавилоне, Индии, Китае. Для ирригационных обществ характерен и миф о «царях-змеях», таких, как индийские нага-раджи и китайские лун-ваны (оба термина означает «царь-дракон-змей»). Представление о змеях — охранителях вод или источников, вероятно, гораздо древнее. Но в ирригационном обществе, подобном древнекитайскому или другим восточноазиатским, оно разрастается в целый цикл мифов о драконах-царях. В древней Кампучии, славившейся своей системой искусственного орошения, существовало предание о том, что ее царь каждую ночь соединяется в башне дворца с мифологической прародительницей — «Нагой» («Змеей»); от этого брачного союза священного Царя и Змеи зависело благополучие страны. Подобные представления существовали на древнем Цейлоне, в старой в китайской мифологии и т. п. В древней Эфиопии первым аксумским царем считался бог-царь по имени «Змей», а первым царем-человеком — змееборец, убивший змея.

Если бы в этой статье я следовал канонам той литературы о науке, где повествование оживляют диалогами, я, вероятно, должен был бы в духе фантастического реализма Булгакова ввести в текст спор Дракона — охранителя рек с чиновником, тупо отстаивающим необходимость их поворота. Когда я обдумывал возможное содержание их спора, я еще и еще раз задумался над тем, хорошо ли, что мы потеряли веру в духов вод и рек, не заменив ее ничем. Быть может, Дракон, если бы я его уже ввел в повествование, заспорил бы и со мной. Я допускаю, что он укорил бы меня в недооценке успехов древнего искусственного орошения в Восточной Азии, где оно не всегда вело к явным катастрофам (наш этнограф Я. В. Чеснов в особом исследовании предполагает, что образ Дракона — исконный в Восточной Азии, оттуда он попал к нам в Европу; естественно, что Дракон будет защищать достоинство своих вод прежде всего). Если Дракон в этом прав, это скорее всего тоже связано с этнической психологией. На востоке Азии иначе проведена была граница между природой и культурой. Ведь Одрикур думал, что в восточноазиатском рисоводстве продолжается дружески почтительная традиция обращения с растениями. Вспомним о восточноазиатской душе риса: она пуглива, ее не надо спугнуть при его уборке, которую надо производить осторожно. С каждой земледельческой культурой связывали свой комплекс обычаев. Преимущественные занятия определенных этнических групп садоводством, огородничеством и другими формами земледелия, которое отмечается и у нас в Забайкалье и в других местах с разнонациональным населением, уходит корнями в сложившуюся традицию, связанную и с психологией того или другого этноса.

Следует подчеркнуть, что в истории земледелия — и в Восточной и Юго-Восточной Азии, и в Океании, и в Америке (т. е. в древней тихоокеанской зоне) — были и попытки так использовать искусственное орошение, чтобы сочетать его не с вырубкой лесов, а с насаждением деревьев. В цивилизациях доколумбовской Америки деревья в «плавучих садах» служили для укрепления земли возле рек или на островах внутри рек. Духи леса для этих цивилизаций значили не меньше, чем духи вод. А нам едва ли не больше всего стоит их оплакивать.

14

Основной урок истории орошения состоит в следующем: недостаточно иметь в своем распоряжении большие количества воды и орошенных земель. Надо суметь ими распорядиться. Нередко обратное: опытный земледелец (хотя бы в той же Средней Азии) может, в особенности при правильном подборе культурных растений, добиться больших успехов и при минимуме воды, а большие количества воды и площади орошенных земель могут остаться не до конца освоенными или израсходованными почти впустую. Заостряя, можно сказать, что при неумении пользоваться на месте результатами орошения не спасают и громадные ирригационные системы, именно об этом говорит опыт древнего и средневекового Востока. А при наличии бережного отношения к воде и при рациональном землепользовании может отпасть и самая необходимость в таких огромных системах, можно обойтись и малым, извлекая из него все в нем заключенные возможности. По этому пути более экономного пользования водой и землей и шло обычно позднее (как в Италии и Греции) хозяйство тех стран, где разрушились крупномасштабные ирригационные сети древности.