Пути в незнаемое

Чтобы остановить прогрессирующую близорукость, Нине Васильевне Балашовой следовало сделать склеропластику — укрепить задний отдел глаза пациентки. Затянуть его как бы в корсет, изготовленный из материала, не чужеродного глазу, такого, который приживется в нем, — это лента, вырезанная из склеры умершего человека, законсервированная, приготовленная к новой службе.

Прежде всего Нине Васильевне нужно было добраться до мышц, сделав в конъюнктиве полулунный разрез.

…Мышцы освобождены, сначала — верхняя наружная мышца, потом нижняя прямая и, наконец, нижняя косая. Она наиболее мощная, и потому на ее обработку уходит особенно много времени. Под каждую мышцу продергивается нитка, которая скрепляется специальным зажимом. Один, два, три, четыре зажима. Такое впечатление, что на глаз надели «сбрую». Под мышцы проталкивается лента, затягивается, «корсет» готов.

…На экране — глаз, увеличенный раз в пятьдесят. Смешной человечек, похожий на Буратино, подходит к нему и огромной пилой срезает верхушку роговицы. Затем он обтачивает ее на станке и возвращает на прежнее место.

Мы сидим в фотолаборатории клиники и смотрим фильмы. Сначала мультик — схему операции. Затем цветной фильм, где та же операция заснята подробно. А через несколько дней я увидела, как хирург Виктор Константинович Зуев делал Наташе эту операцию — кератомилез.

На специально подготовленный глаз устанавливают кольцо с высокой ручкой. В кольце — рельсики, по которым движется лезвие машинки, похожей на машинку для стрижки волос, только уменьшенную раз в десять. Лезвие отсекло верхушку роговицы глаза. Срезанная, она похожа на линзу — белая, прозрачная, диаметром 8 миллиметров и в полмиллиметра толщиной. Полдела сделано. Теперь Виктор Константинович накрывает глаз больного предохранительной синей крышечкой и переходит к станку — все, как в мультфильме.

Чтобы уменьшить Наташину близорукость, ему надо утончить роговицу в центре — примерно на треть — и тем самым изменить ее кривизну. Для этого специальным инструментом с нее снимают стружку. Чем выше близорукость, тем толще снимаемая стружка.

Затем хирург возвращает линзу — обработанную роговицу — на ее природное место, приметывая ее, делает на воображаемом глазном циферблате четыре фиксирующих шва — на 3, 6, 9, и 12 часах, а затем шьет круговым, непрерывным швом, напоминающим мережки белошвеек. Толщина его ниток — 23 микрона, в три раза тоньше человеческого волоса. А шьет он аккуратно, спокойно, ровно, нигде не перетягивая.

…Наташа Бадина пришла снимать швы. Закончив процедуру, Виктор Константинович усадил ее перед таблицей — проверка зрения. Слышу, как она читает: «Ш Б», «М Н К». Первая строчка, вторая строчка. Она умолкает, а мы ждем и волнуемся. Наташа продолжает. На счету четыре строчки, но прошло всего два месяца, и есть надежда, что через какое-то время она будет видеть еще лучше.

После операции Наташа долго не могла привыкнуть, что из ее жизни ушел серый фон. Ловила себя на том, что ходит по-прежнему осторожно, по-прежнему носит себя, как стеклянный сосуд. Иногда ей казалось, что и операции, и выздоровление — все ей приснилось.

…Если не ошибаюсь, в 1977 году на заседании Общества офтальмологов Святослав Николаевич выступил с докладом о глаукоме.

— Пилокарпин вреден, — жестко говорил Федоров. — Хотя подобные ему препараты (а их много разных) на какое-то время действительно снижают внутриглазное давление. Только операция, и то когда болезнь не запущена, способна предотвратить вредные последствия.

Его никто не поддержал. Мало того, его все время прерывали и в конце концов даже не дали договорить. И до сих пор большинство врачей считает, что пилокарпин спасает при всех формах глаукомы.

Реакция зала поразила и встревожила.

Ничего страшного Федоров не сказал. Он повторил только давным-давно известные, но забытые истины: если внутриглазное давление не снижается — так считал в свое время и знаменитый Филатов, — необходимо срочно оперировать. Филатов утверждал, что операцию надо делать именно в начальной стадии глаукомы, когда зрительные функции еще не пострадали. От операции на какое-то время можно и отказаться, но только в том случае, если при консервативном лечении удается добиться стойкого снижения внутриглазного давления. Можно только добавить, что и Авербах считал самым надежным способом лечения глаукомы хирургический. Кстати, в 1856 году Грефе был первым, кто предложил именно оперативное лечение глаукомы. Итак, ученики и последователи Филатова полагали, что увлекаться консервативным лечением так же вредно, как и отрицать полезность оперативного способа.