Однако студент Павлов признания как гистолог у него не заслужил, и, увы, оттого лишь, что результаты микроскопирования надлежало не только описать словесно, но и зарисовать цветными карандашами: синей растушевкой обозначить ткань альвеол, красными ниточками — стенки «волосных сосудов», в них нежными кружочками — эритроциты, а нервные волокна — черными штрихами, поскольку их серебристость карандашом реалистически не воспроизведешь. Увидев рисунки Ивана Петровича, академик только ахнул тихонько — настолько природа обделила ученика рисовальным даром (кстати, как еще и музыкальным слухом). Отчего, протянув ему в назидание рисунки спинной струны миноги, сделанные сокурсником Володей Великим, — загляденье! — Овсянников мысленно поставил на студенте Павлове крест.
Но Ивану-то Петровичу сызмала, еще с игры в «чижика», невмоготу было проигрывать, уступать в чем-то. Покраснел, да и брякнул — дескать, гистологическая работа не по нему — неистребимым рязанским говором — «не по моей она душе», — что было вовсе лишне.
Реванш он взял в следующей работе — у Циона, у Ильи Фадеевича, бога своего. Молодого и уже на всю Европу знаменитого вивисектора, экстраординарного профессора — у них на кафедре он делил специальные курсы и практикумы с приват-доцентом Бакстом, специалистом по органам чувств, который под началом самого Гельмгольца измерил скорость распространения импульса по седалищному нерву.
Назидательно отчеканив, что легкие задания следует искать не у него,
На словах опыт — проще нельзя: выделить у собаки все веточки того и другого нервов и раздражать их поочередно током от элемента Грене через индукционный прибор — какая принудит сердце зачастить!.. Однако же эти нитки, все, надо отыскать препаровкой в распахнутой груди живого животного! Чуть что при операции не так — фонтанчики из артерий, все кровью залито, обрезки сосудов придавливай пальцем, суши рану, захватывай каждый обрезок шиберпинцетами, перекручивай, а то и перевязывай. Все в одиночку: партнер занят, ему надо усыпленной собаке искусственное дыхание делать, нагнетать мехами воздух в легкие. Оторвется помогать — собака издохнет. Справился — ткани уже травмированные, отекшие. Разбери теперь, где нервик, — может, ты его уже порвал или упустил, он же сокращается, порванный или перерезанный, и вообще неведомо, конец какого нерва пойман!.. Вот когда Илья Фадеевич сам оперировал — никаких неожиданностей, ни кровинки лишней. И он тканей руками не только не мял, а старался даже не касаться: все — не перстами, а инструментом. Коли надобна, когда лигатурой сосуд перевязываешь, третья рука — прихватывал пинцет зубами. Весь неверный Шиффов результат был оттого, что швейцарец — хирург похуже.
Тут и оказалось, что рукам Ивана Петровича ремесло дается легко, а Великому, хоть Филлипп Васильевич и сделал его уже кафедральным ассистентом, — трудно, и это подле такой пороховой бочки, как Цион! Владимиру Николаевичу от него и корнцангом по рукам попадало, и язвительных комментариев наслушался: «Эх вы, Великий физиолог!» — далее в том же духе. И Иван Петрович к тому же, ощутив свое первенство, еще и сам стал на партнера пофыркивать, потом покрикивать, а в крайнем раздражении и прибегать к словечкам из бурсацкого лексикона, отчего дружба их пошла врозь. Однако результат, какой ожидался, получили. Более того, обнаружили еще один, никем не описанный, идущий от сердца к мозгу пучок, раздражение которого тоже вызывало ускорение сердцебиения, — центростремительный участок рефлекторной дуги. Посчастливилось. А уж как учитель-то был доволен! Великолепная пощечина его недоброжелателям, размахивающим статьей швейцарца, — мальчишкам, студентам и тем доступно доказать истину, коли овладели вивисекторским ремеслом под его руководительством!
Александр Николаевич Петров , Маркус Чаун , Мелисса Вест , Тея Лав , Юлия Ганская
Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научная литература / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы