Пути в незнаемое

В газетном объявлении, на которое ссылается Эйнштейн, указывались требования, которым должен был удовлетворять претендент на вакантную должность. Они включали «основательную подготовку в объеме высшей школы в области технической механики или специальные знания по физике, совершенное владение немецким языком и знание французского или же совершенное владение французским и знание немецкого; желательно было также знание итальянского языка»^[50]. Кандидатура Эйнштейна вполне отвечала этим требованиям — специальными знаниями по физике он «обладал», свой родной немецкий язык конечно же знал в совершенстве, по-французски легко читал и неплохо говорил (он иногда даже подрабатывал переводами с немецкого на французский и наоборот), во время наездов в Италию, где поселились его родители, вполне освоился с итальянским (сохранилось одно письмо Эйнштейна к Бессо, написанное по-итальянски; в 1921 году Эйнштейн в Италии прочел доклад на итальянском языке). Отметим для полноты, что уже в бернские годы Эйнштейн неплохо ориентировался и в английском, как показывают упоминавшиеся эйнштейновские научные рефераты.

Доктор Галлер подвергал поступавших под его начало обстоятельному экзамену. Не миновало это испытание и будущего великого теоретика На устном экзамене, продолжавшемся два часа, директор, выложив перед Эйнштейном свежие патентные заявки, предложил ему «с ходу» изложить свое мнение о них.

И хотя в его технической эрудиции сразу же выявились серьезные пробелы — инженером он, как уже говорилось, не был, — молодой человек тем не менее произвел на строгого экзаменатора благоприятное впечатление. Говорят, тут немалую роль сыграли обширные познания Эйнштейна в электродинамике Максвелла, которая в то время считалась верхом сложности и не была еще даже освоена большинством физиков.

16 июня 1902 года Эйнштейна зачислили в бернское патентное бюро техническим экспертом III класса (заметим, что в своем заявлении о приеме на работу он целился на более высокую должность эксперта II класса). Но зачисление было условным: в течение годового испытательного срока — а фактически этот срок растянулся более чем вдвое — он был обязан научиться свободно ориентироваться в машиностроительном черчении и пополнить свои познания в технических дисциплинах.

Жалование ему положили 3500 франков в год, то есть около 300 франков в месяц. Много это или мало? В 1909 году, когда Эйнштейн покидал стены галлеровского учреждения, чтобы стать экстраординарным профессором Цюрихского университета, его годовой оклад был уже на 1000 франков больше. Чтобы заработок при переходе на научное поприще не уменьшился, энтузиастам, стремившимся заполучить для своего университета восходящую звезду теоретической физики, пришлось выдержать целое сражение с Цюрихским кантональным советом. В годы учения родственники посылали Альберту по 100 франков в месяц, и этого едва-едва хватало на жилье и скудное пропитание. Сравним: в часовой промышленности рабочий низкой квалификации получал тогда в день около трех франков, а высококвалифицированный часовщик — в три раза больше. Трудность положения Эйнштейна усугублялась еще тем, что для получения швейцарского гражданства — он стал гражданином города Цюриха весной 1901 года — необходимо было уплатить кругленькую сумму. С окончанием Политехникума денежные вспомоществования от родственников прекратились, и начинающий ученый вынужден был перебиваться случайными заработками, получая в лучшие времена по 100–150 франков в месяц. Неудивительно, что как-то в одной бернской газете появилось объявление некоего А. Эйнштейна, выпускника Цюрихского политехникума, готового давать уроки физики и математики по три франка за урок. Избытка в учениках не было, и потому в горькой шутке Эйнштейна тех лет о том, что ему легче было бы зарабатывать себе на жизнь, ходя по дворам со скрипкой, заключалась доля истины.

Со свойственными ему оптимизмом и непритязательностью Эйнштейн не унывал, но легко понять, насколько каждодневные заботы о хлебе насущном мешали ему сосредоточиться на увлекавших его проблемах физики и развернуть свое уникальное дарование. А мощь его он, несомненно, уже ощущал.

Место в патентном бюро освобождало от этих беспрестанных забот, давало уверенность в завтрашнем дне. Может быть, и это имел в виду Эйнштейн, когда уже много лет спустя сказал, что служба в галлеровском учреждении была для него «настоящим благословением». И еще он говорил, что «…иначе я если бы и не умер, то зачах бы духовно».

Чем занимался Эйнштейн в бюро

Работа технического эксперта состояла в проверке, оценке и корректировке поступавших патентных заявок, в улаживании с изобретателями спорных моментов, в выписывании авторских удостоверений. Какими же конкретно изобретениями занимался технический эксперт Эйнштейн, проставлявший на проходивших через него бумагах свой личный номер 42 (у Заутера был номер 24, у Бессо — 48)? Известно, что Эйнштейна, как знатока электродинамики Максвелла, загрузили в первую очередь «электрическими» патентами.