Пути в незнаемое

— Начнем с того, — сказал Станислав Эдуардович, — что биология отстает в развитии от точных наук. Мы испытываем неудовлетворение в знаниях о жизни поля, леса, луга, болот и озер. Нынешнее познание — это еще не глубокое изучение, это всего-навсего ответ на вопрос «что ты есть?». А какое ты в движении, переменчивости, взаимосвязях, мы знаем мало. Живую клетку изучили хорошо. Совокупность клеток, то есть ткань, изучили меньше. Совокупность растений, животных, среды обитаний — еще меньше. А в жизни все время имеем дело с биогеноценозами, с совокупностью разных форм живого, среды обитания, и безоглядно вмешиваемся в святая святых природы, имея в виду только свою пользу, а не развитие природы. Потом нередко хватаемся за голову: что наделали!..

И только тогда обращаемся к лесоведению — учению о лесе, глубокому исследованию законов развития организмов большого масштаба. Лес — это не только древесина, интересующая нашу промышленность. Это, прежде всего, почва. Ведь через нее проходят все связи с атмосферой, космосом, с деятельностью человека. Это вода в разных видах и формах. Это сотни растительных видов, животных, насекомых, огромнейший мир простейших организмов, грибов, микробов, бактерий. Недаром же великий наш биолог Владимир Николаевич Сукачев говорил, что лесу принадлежит первостепенная средообразующая роль на планете, биосферная, если угодно, роль. Есть и другая, общественная формулировка: лес — это зеркало цивилизации. Если общество, используя древесину, все же сохраняет свои леса, значит, у него есть будущее. Понятие лесоведения как науки очень обширно. Целый мир. Что же касается лесоводства, то есть науки о способах выращивания и пользования лесом, то оно целиком строится на лесоведении, является практической надстройкой этой науки, также как техника и физика, например. Георгий Федорович Морозов, знаток русского леса, любил говорить, что лесоводство — дитя нужды. Так оно и осталось. Мы не можем хранить лес, как хранят драгоценности в сейфе. Мы непрерывно пользуемся лесом, снимаем урожай древесины и много чего другого. Г. Ф. Морозов писал, что лесоведение позволяет лесоводству превратить «законы жизни леса в принципы доброго хозяйства». Но надо познать эти законы.

Вомперский так и остался стоять у окна, не расцепил рук за спиной. Говорил он точно, резковато, словно диктовал текст книги. Лицо его порозовело, он не отрывал глаз от близкого, все более чернеющего к ночи леса. И было в его голосе столько душевной силы, такая убежденность, что каждое слово приобретало особый вес, высочайшую эмоциональную окраску.

Станислав Эдуардович ничего не сказал о собственном вкладе в развитие лесоведения. А между тем и здесь немало интересного для создания портрета ученого.

Перед окончанием Великой Отечественной войны в стране был создан Институт леса Академии наук СССР. Организатором его и научным руководителем стал В. Н. Сукачев. Перед новым институтом открылась безграничная перспектива. Лесники ждали объяснений и рекомендаций по десяткам разных проблем. Получить эти объяснения от науки можно было только при изучении лесов на месте. Сукачев снаряжал экспедиции во все концы нашей лесной державы. В институте составляли прогнозы, «проигрывали» всевозможные ситуации, высказывали далеко идущие идеи. Уже с современных позиций тщательно изучали все достижения старого русского лесоведения, в частности последствия лесомелиоративных работ Жилинского в прошлом веке, изначальное лесоустройство Петра Первого, историю защитного лесоразведения в степи. Экспедиции накапливали факты, но это были сиюминутные наблюдения. Хотелось большего. Вот тогда и возникла мысль об устройстве в разных местах страны постоянно действующих научных центров, чтобы ученые день за днем могли изучать и наблюдать круговорот вещества и энергии в типичных условиях леса — от северной тайги до горных ценозов, от редколесий южных степей до болотных лесов. Самому Сукачеву исполнить задуманное удалось лишь отчасти. Институт перевели — неожиданно для всех — из Москвы в Красноярск, и в европейской лесной части не осталось крупного научного центра.

После окончания Лесотехнической академии им. С. М. Кирова Вомперский остался на кафедре, в 1956 году защитил кандидатскую диссертацию и перешел к Сукачеву. Ему поручили гидробиологическую тему, над которой он уже работал. Руководителем молодого ученого стал Николай Иванович Пьявченко, уже признанный знаток болот и лесных биоценозов на болотах, член-корреспондент АН СССР. Позже он руководил филиалом АН в Карелии.

Надо сказать, что в эту область исследований ученые тянулись не густо, а между тем — вспомним! — в одном только Нечерноземье РСФСР насчитывают десятки миллионов гектаров заболоченных лесов. Белое пятно…

Инженерные работы уже тогда проводились без достаточного научного обоснования. Без загляда в будущее. Опасное занятие!