Да, отвечаю я, общеземной характер наводит на мысль о лучевой природе причины. Солнечная активность исключается. Столетний пик солнечной активности зарегистрирован в 1956 и 1957 годах. Он не совпал с пиком наибольшей частоты возникновения мутаций. За одиннадцать лет Солнце проделывает цикл — высокая частота держалась десять лет, через одиннадцать лет после спада она не была обнаружена вновь. Космические лучи? Но изменение их интенсивности составляют доли процента от фона. А по моим наблюдениям частота возникновения мутаций изменилась в среднем по всем генам в 5–10 раз. Космические ливни? Быть может.
Какова бы ни была природа фактора, ответственного за повышение, он не мог действовать прямо на мушиные гены. Чтобы повысить частоту возникновения мутаций у мух хотя бы вдвое, нужно повысить естественный фон радиации в сотни раз. Известно, что только одна из 700 мутаций у дрозофилы обязана своим возникновением излучениям. Но если в сотни раз повысится фон радиации, мухи останутся жить, а мы с вами погибнем от лучевой болезни, и не только мы, а все млекопитающие и птицы и множество других незащищенных наружными скелетами тварей. Мы живы, и того повышения интенсивности радиации, которое могло бы удвоить частоту возникновения мутаций у мух, заведомо не было.
Долгие годы накапливался материал, все четче обрисовывалось явление, которому, казалось, нет объяснения и нет надежды когда-либо найти его. Время, когда мутации возникали часто, уходило все дальше в прошлое. И вопрос о причине того, что давно миновало, повисал в воздухе, звучание вопрошающего голоса принимало все более трагический оттенок.
Казалось, никогда не предоставится возможность согласовать наблюдения с современным миропониманием. Открытия в совсем другой области генетики в самые последние годы позволили построить разумную гипотезу. Выяснилось, что микроорганизмы способны внедряться в клетки других организмов и вызывать у них наследственные изменения.
Мысль настойчиво возвращается к лучевому воздействию. Не сработал ли в биосфере — в геологической оболочке Земли, включающей жизнь, в этой большой системе — усилитель? Очень маленькое повышение интенсивности коротковолновых излучений могло повысить частоту возникновения мутаций у микроорганизмов. А дальше включился усилитель-отбор. Он подхватил мутантные формы микроорганизмов, и они усилили свои атаки на многоклеточные существа. Они получили преимущество. Они внедрялись в клетки других организмов и вызывали в них мутации. Какая бы то ни было пропорциональность между дозой лучевого воздействия и частотой возникновения мутаций у мух нарушилась. Мутационный процесс у микроорганизмов вклинился между космосом и мухами, и малая доза облучения стала сильным мутагенным фактором. Гипотеза, которую можно подвергнуть экспериментальной проверке, есть. Теперь легче.
И еще одно обстоятельство. Люди, которые родились в те ушедшие годы, живы, и на них можно проверить, была ли дрозофила единственным существом, подпавшим под воздействие лучей и микробов. И эта проверка сделана… Но здесь речь пока только о мухах.
В 1968 году было обнаружено второе неожиданное явление. На арену жизненной борьбы вышла мутация «ненормальное брюшко». В 1967 году она относилась к категории редких, встречалась не чаще, чем один раз на тысячу. В 1968 году в тех же популяциях она стала попадаться один-два раза на сотню мух и превратилась в частую. В 1969 году она стала сверхчастой. У каждого седьмого самца и каждой четвертой самки брюшко было ненормальным. Сотни скрещиваний показали, как передается по наследству уродство.
Событие произошло в географически разобщенных популяциях — во Фрунзе, Ереване, Дилижане, в Крыму на заводе «Магарач». И на этот раз сходные мутации возникли в разных концах света. Это было дело мутационного процесса. Но не он вызвал переход мутации «ненормальное брюшко» из категории редких в категорию сверхчастых. В дело вступил отбор.
Отношение отбора, выражаясь фигурально, к «желтым», «вильчатым», «вырезанным», «миниатюрным» мухам не менялось. Приспособительное или, вернее, неприспособительное значение мутаций, носителями которых они были, оставалось неизменным. Отбор с неизменным упорством выметал их из популяций. Численность всецело определялась частотой возникновения и строго следовала за ее изменениями.
К «ненормальному брюшку» отношение отбора было иным. Уроды стали избранниками. Ничего удивительного. Попал же в число привилегированных перед лицом отбора вредоносный ген серповидно-клеточной анемии, повышающий сопротивляемость человека к малярии. Раз болезнь может дать защиту против атак микромира человеку, она может дать ее и мухам.
У мух возникла настоящая «наследственная эпидемия». Она вспыхнула в разобщенных поселениях мух. Болезнь мух не заразна. От братьев к сестрам она не передается. Но родители передают ее своим детям, а те — своим.