Пути в незнаемое. Сборник двадцатый

— Так вот, смотрите, — продолжал профессор Пушкин, — смотрите и судите сами: названы четыре уровня мышления (каждый из них, кстати, — поле многолетних исследований как психологов и физиков, так и математиков и инженеров), названы четыре совершенно различных коллектива нейронных ансамблей, в каждом из которых — неисчислимое (пока) множество специализированных нейронов; как же можно предполагать одинаковость результата их совокупных действий! И как можно говорить о глупости перед величественным зрелищем такого гигантского и немыслимо сложного аппарата! Святотатство. Не могу еще не добавить при этом, что психолог Гилфорд, много лет расчленяя процессы решения задач, выявил и назвал более ста факторов интеллекта — и каждый из них достоин отдельного исследования, ибо является самостоятельным действием нервных структур.

— Но поскольку, — великодушно добавил собеседник, — вы уже наверняка ввели в свою статью это понятие, раз затеяли сегодняшний разговор, то глупо было бы зачеркивать его только из-за моего мнения. Да еще не забудьте об изощренности механизмов, нами не упомянутых в разговоре, а на мышление влияющих невероятно. О психологических защитах не забудьте. Ведь не будь их вмешательства в мышление, мы давно бы вымерли от множества отрицательных переживаний. Согласитесь!

ОТСТУПЛЕНИЕ О ВРЕДЕ НЕПРИЯТНОСТЕЙ

Раны у победителей заживают быстрее.

Древнее наблюдение врачей

Выберем один из множества проделанных в наше время экспериментов на эту тему — опытов, проводившихся психологами, физиологами, врачами. В Сухумском обезьяньем заповеднике был давно уже поставлен исследователями Миминошвили и Макагяном чрезвычайно показательный эксперимент.

Было так. Огромный и красивый гамадрил Зевс имел все основания испытывать довольство и счастье: в стае он был сильнее всех и ходил в вожаках; его подруга Богема была нежна и послушна, и на упоительное единовластие никто из стаи обезьян не покушался.

Время от времени люди забирали Зевса из групповой клетки в камеру, где обучали разным условным рефлексам: по звонку он нажимал на рычаг, на белый свет бежал к кормушке, а на красный — делал что-то еще; всему он обучался быстро и снисходительно выполнял требуемое, неукоснительно получая награду кусок яблока или конфету. И, довольный собой и миром, возвращался на свое начальственное место.

Для начала его лишили верховодства — вместе с Богемой он был отсажен в отдельную клетку. Бедняга, он так привык руководить! Из своей клетки он с тоской видел, что его место занял другой самец, существо, без сомнения, жалкое, бездарное и тупое, — что нашла в нем глупая стая обезьян? Хорошо хоть, что оставалась Богема. Он еще не знал, что лишение власти — только первый шаг по уготованной ему дороге испытаний.

Вернувшись с очередных занятий в камере условных рефлексов, он обнаружил однажды, что Богема сидит в соседней клетке. Это уже было слишком! Он кидался на решетку грудью, рвал ее лапами, звал Богему к себе. Напрасно.

Испытания продолжались в виде неслыханного оскорбления: Богеме первой дали еду! Раньше Зевс неторопливо съедал самое вкусное, а все почтительно толпились вокруг, ожидая своей очереди. Тот же порядок соблюдала, естественно, и Богема. А теперь, несколько минут недоуменно просидев возле еды, она опасливо стала есть первой. Зевс, бессильно рыча, метался по своей клетке, не способный ввиду отсутствия словарного запаса произнести шекспировское «О женщины, вам имя — вероломство!».

Дальше — больше. Его начали отрывать от сна. Как будто кто-то свихнувшийся, перепутавший день и ночь, заставлял теперь и Зевса вращаться в том же противоестественном колесе работы в ночное время. Его безжалостно будили, уводили выполнять заученное и только потом снова давали спать.

Однажды, вернувшись из камеры условных рефлексов, он увидел в клетке Богемы нового повелителя. Богема уже ласкалась к нему, как некогда к Зевсу, и напрасно Зевс кидался на решетку и кричал то яростно и злобно, то жалостно и тоскливо.

Вся гамма отрицательных эмоций была, наверное, проиграна на несложной психике Зевса.

Зевс запечалился и затосковал. Он уже не знал теперь, с какой стороны и когда последуют новые неприятности. Постоянный страх, подозрительность и ожидание бед стали спутниками его угрюмого существования. Куда девалась его былая веселость, общительность и доверчивость! А былая работоспособность и смекалка?! Он выполнял теперь задания кое-как, лишь бы отделаться, часто путался и ленился, стал часами уныло и апатично сидеть в углу — лишь бы отбыть положенное время, а потом одиноко прозябать в клетке.

Приборы беспристрастно зафиксировали: предынфарктное состояние. Испорчено сердце, высокое кровяное давление, повышенная раздражимость, общее истощение нервной системы.

Вот что делает с организмом обилие отрицательных эмоций!