Пути в незнаемое

Языческая Русь еще была жива, как писал о том Блок в своей студенческой работе о поэзии заговоров и заклинаний, косвенно оказавшей существенное влияние и на Хлебникова. Но многое было им почерпнуто и из чтения фольклорных текстов. «Плоскость» в «Зангези», где в качестве главных персонажей выступают Горе и Смех, написана под воздействием народной повести о Горе-Злочастии и примыкающих к ней сочинений. Для выявления языковых и мифологических черт славянской старины Хлебников серьезно занялся славянской филологией. Недаром в 1909 г. он перешел в Петербурге на 1-й курс славяно-русского отделения историко-филологического факультета, где числился до 1911 г., когда был исключен, потому что не платил за обучение. Полагают, что Хлебников был членом университетского кружка славяноведения. Он задумывал проведение «Славянского вечера» с участием Вячеслава И. Иванова и Сергея Городецкого. Хлебников проходит через время увлечения южнославянским фольклором (особенно черногорским) и наречиями (недавно об этом подробно писал А. Е. Парнис); задумывает поездку в Черногорию. С этим было связано написание поэмы «Вила и леший» (Вилы — южнославянские женские мифологические существа). Посылая Крученых в начале 1913 г. набросок этой поэмы, Хлебников писал среди других о «любопытной задаче» «заглядывать в словари славян, черногорцев и других — собирание русского языка не окончено — и выбрать многие прекрасные слова, именно те, которые прекрасны. Одна из тайн творчества — видеть перед собой тот народ, для которого пишешь, и находить словам место на осях жизни этого народа, крайних точек ширины и вышины». Осенью того же года он продолжает ту же мысль: «Запаситесь словарем чешским, польским, сербским и еще одним каким-нибудь и выбирайте слова, понятные сами по себе, например чешское слово жас вместо русского ужас. Напишите: мы уничтожили славянские наречия, заклавши сих агнцев на жертвеннике русского языка, оставили русские языки (т. е. сохранили)». В одной из заметок Хлебников говорит о «черногорских» сторонах русского языка. В неизданных рукописях Хлебникова есть немало примеров слов, взятых из разных славянских языков: сербохорватского (юнак) и болгарского (шума — «лес»), польского (дзяды). По поводу своей пьесы «Девий бог» Хлебников писал, что в ней он «хотел взять славянское чистое начало в его золотой липовости и нитями, протянутыми от Волги в Грецию. Пользовался славянскими полабскими словами (Леуна)». В тексте пьесы так передано русскими буквами (достаточно верно) название Луны в мертвом западнославянском полабском языке, известном по записям, сделанным латинскими буквами с немецким переводом. Герой пьесы Хлебникова говорит: «Теперь же я иду к той, к которой я цветок, поворачивающий к ней голову, как к ночной Леуне».

В заметке «О расширении пределов русской словесности» Хлебников писал: «Рюген с его грозными божествами, и загадочные поморяне, и полабские славяне, называвшие Луну Леуной, лишь отчасти затронуты в песнях Алексея Толстого». В пьесе «Девий бог» Хлебников попытался изобразить жречество, храмы и предметы поклонения (меч в храме) у этих средневековых западных славян. По его словам, пьеса возникла как чистая импровизация в процессе непрерывного письма без единой поправки, на что ушло 12 часов. Следовательно, у него не могло быть времени для справок (да у него и не было обычно с собой книг, и рукописи в очень малой степени находились у него самого, поэтому едва ли он мог справиться в выписках из книг). Поэтому, для того чтобы написать пьесу, где использованы данные из средневековых описаний западных славян, он до того должен был достаточно основательно ими заниматься.