Кто-то постукивал по окнам, и в темноте виднелись руки, скребущие по стеклу. Мне стало душно оттого, что сердце заколотилось в полную мощь. Голод, болезнь и погони – я по-прежнему ненавидел их рьяно, но теперь мне казалось, что быть пойманным, пусть и по своей воле, ещё хуже, чем уходить от преследователей. Сапсан приладил стрелу на тетиву, Дербник приготовил ножи – мы замерли в томительном ожидании, но тянулись минуты, истощая наше терпение, а в трактир никто не вламывался.
Я представлял всё совсем иначе. Думал, безликие потянутся к нам, сперва мы будем убивать их по одному, а когда тварей станет больше, Трегор убьёт всех разом ворожбой. Я думал, вслед за безликими появится Истод, чтобы посмотреть, как умирают соколы. Но ничего из этого не происходило.
Я был готов умереть. Теперь, бок о бок с братьями-соколами, я чувствовал себя почти счастливым, целым. Я знал, что умру, отстаивая родные земли, помогая им очиститься от скверны.
Когда дверь трактира наконец распахнулась, мы все дёрнулись вперёд, готовые кто метнуть нож, кто звезду, кто спустить стрелу. И хорошо, что не сделали – я крикнул, поняв, что в трактир вбежал живой:
– Человек! Не разите!
Мигом я узнал посетителя, выскользнувшего из трактира, едва мы с Трегором и Рудо вошли. Ещё через полмига я заметил, что человек бежит к нам, сильно хромая. И тогда же я понял, что это Огарёк.
Он бежал ко мне, невесть как здесь взявшийся, бледный и грязный до безобразия. Бежал, сильнее привычного припадая на больную ногу. Поток воздуха, ворвавшийся через открытую дверь, окатил нас холодом и невыносимой мертвецкой вонью. Свеча на стойке полыхнула, но чудом не погасла.
В дверях появилась чья-то тень, что-то пронеслось, мелькнув на мгновение сталью. Огарёк споткнулся, и я подхватил его у самого пола.
– Для тебя привёл, Кречет, – промолвил Огарёк, глядя на меня жёлтыми глазами. Он попытался улыбнуться, но изо рта у него хлынула кровь. Я перехватил его покрепче, рука моя наткнулась на что-то твёрдое, и только теперь я понял, что в спине у него торчал нож.
Я поднял к глазам свою руку, липкую от крови мальчишки. Огарёк стремительно бледнел, на дощатом полу под ним расплывалась уродливая чёрная лужа, и я заворожённо смотрел на кровь, не в силах оторваться. Моя ярость превратилась в куски льда, замёрзла и застыла, готовая вот-вот рассыпаться на осколки.
– Кречет! – позвали меня будто издалека.
Бережно уложив Огарька на бок, я выпрямился. Меня звал Дербник и даже тряс за плечи, а я того и не замечал.
Проследив за взглядом Дербника, я увидел Истода, стоящего в дверях. Он тяжело опёрся плечом о косяк, в руках у него играл второй нож – тонкий, лёгкий, как раз такой, какой сразил Огарька. Истод выглядел куда более уставшим и старым, чем в нашу последнюю встречу, словно кто-то выпивал из него силы, и даже волховская ворожба не могла поддерживать в нём жизнь.
– Живой ты? – Он будто даже удивился, обнаружив меня. – Я-то думал, чего это меня мальчишка так настырно зовёт…
Я выступил вперёд, готовый прямо сейчас снести его с ног ударом в челюсть и бить до тех пор, пока не размозжу череп. Я слышал голоса Сапсана и Дербника, но Трегор молчал.
– За что его? – рыкнул я. – Княжества забрать хочешь, это я понял, но парня за что?
– Он думал, что перехитрил меня. – Истод передёрнул худыми плечами. Седые сальные волосы закрывали его лицо, но я видел, что на лбу у него прибавилось морщин, а под глазами залегли синяки. – Давно меня разыскал, прицепился хуже дерьма, да только не был бы я волхвом над всеми волхвами, если б не разгадал его умысла. Всё о соколах говорил, о тебе самом даже. Хотел, чтобы я встретился с вами один на один. Кто б не понял, ради чего эта встреча? Я не глупец. Но тех, кто желал мне недоброго, в живых не оставляю. А вот с вами мы могли бы договориться.
Истод сделал шаг вперёд. Краем глаза я заметил, как Трегор поднял сложенные руки, и воздух в трактире будто превратился в густой кисель. Истод теперь ступал медленно, как во сне; я махнул рукой у себя перед глазами: движение получилось тягучим, смазанным. Зато слова звучали так же, как прежде.
– Нам не о чем договариваться с тобой, – сказал Сапсан. – Ты признаёшь, что убил наших братьев и сестру?
– Признаю, – ответил Истод. – Но вас я мог бы оставить в живых. Стали бы мне служить.
– Не станем, хоть смертью грози. Мы князьям своим присягали. Нам не нужно твоё милосердие, а вот тебе лучше бы помолиться о нашем, – выкрикнул Дербник.
Но Истод смотрел только на меня.
– Ты мудрее других соколов, Кречет. Лерис. Ты не привязан к княжьему насесту, но можешь увидеть весь мир с высоты полёта. Я предложу тебе кое-что, а ты решишь. – Истод медленно протянул ко мне руку, а я так же медленно отпрянул. Трегор продолжал держать руки над головой, и все мы двигались удушающе медленно, но умом я понимал, что время – истинно то, что нам нужно. Снаружи доносились вопли безликих. – Я вижу, вы обзавелись поддержкой подменного. Сильна водяная кровь, это верно. Я попрошу вас об одном.
Истод приблизил лицо к моему уху и прошептал умоляюще, с тоской и ядом в голосе: