Путями людей и кораблей (Размышления о жанре и авторе)

Создание человеческого разума и рук человеческих - космический корабль - является нам не просто как средство передвижения, но как мудрая, автономная система, призванная служить человеку и охранять его. Развивая известное механикам положение о том, что машина хорошо работает лишь тогда, когда человек ее понимает, В. Михайлов идет дальше, и мы встречаемся со звездолетом, который умеет самостоятельно мыслить и чувствовать, и с миром, где такое возможно. Это рассказ "Люди и корабли" в одноименном сборнике (в сборнике "Ручей на Япете" вышел под названием "Одиссея Валгуса") - одно из самых ярких произведений В. Михайлова. Мы опять сталкиваемся с острой ситуацией: выжить может только один дз двух - или звездолет "Одиссей", или человек, который на нем летит, И корабль помогает человеку. "... И это, значит, тоже свойственно разуму. Не только человеческому; всякому разуму. Пусть он холоден по природе, пусть может работать лишь при самых низких температурах - все равно, если это разум. Если он, конечно, ничем не отравлен заранее. Неспособность нанести вред другому разуму - вот что ему свойственно. Способность приносить только хорошее. То, что говорится о разуме, злом от природы - ерунда. Да мы давно уже так и не думаем. Если разум развивается в нормальной обстановке, он не может быть сам по себе настроен на уничтожение."

Эта идея воплощена не только в конкретной ситуации: В. Михайлов утверждает ее всем своим творчеством. Она лежит в основе почти всех созданных им модификаций будущего, 'а таких модификаций в произведениях В. Михайлова немало. Две наиболее интересные - и контрастные из них - он приводит в повести "Исток". Вот фрагмент панорамы одной модели мира.

"... А потом появился Гигант.

Сначала он пролетел мимо них, желанный и совершенный; затем корабль настиг его. Блестела поверхность, созданная человеком; гдето в глубине чистые моря плескались в облицованных берегах, сплошь покрытые дисками и многоугольниками искусственных островов. Реки омолаживались в бесчисленных фильтрах и текли под прозрачными крышками в указанных им направлениях, разделяясь на рукава и в конце концов теряясь в трубопроводах. Строения возносились над поверхностью, другие углублялись в недра, а третьи вообще вольно плыли в воздухе. Кое-где ровным, как по линейке строем, двигались аккуратные голубоватые облака, но трудно было сказать - обычные ли это водяные пары или какой-то продукт химии транспортируется подобным образом. Тут и там виднелись зеленые пятна правильных очертаний, но это была не растительность, а искусственные озера, какой-то этап на длинном пути превращения вещества...

...Все было как чудо, как сказка, придуманная роботом-нянькой..."

И кусочек другой панорамы, резко контрастирующий с приведенным.

"Командир не стал спорить. Он лишь взглянул на приборы, чьим назначением было обнаруживать искусственные тела в пространстве, тела, по которым узнают об уровне цивилизации точнее, чем из книг. Командир взглянул, зная, что все глаза послушно скользнут сейчас за его взором, и увидят то же, что и он. Так и произошло; и все увидели что приборы дремлют, не находя ничего, на чем стоило бы задержаться их неустанному вниманию. Командир перевел взгляд на аппараты, обученные всем языкам, на которых говорят населенные планеты; но и эти чуткие устройства молчали, не слыша ничего. Затем командир обратился к экрану, на котором планета повертывалась, нежась, и безмятежно позволяла разглядывать себя, словно ребенок, которому неведом стыд. Все повторили его движения - и увидели горы, и леса, и лениво струящиеся реки, и ослепительные моря, и местами - пухлые подушки облаков, - и ничего больше. Ничего, что носило бы следы разума."

Но люди там все-таки были. Они пользовались настолько развитой техникой, что она уже не занимала места на планете. Они жили в мире с самими собой и с природой, а если кому-то чужому нужна была их помощь, их не надо было ни о чем просить, как не надо было ничего объяснять - они все чувствовали сами и помогали охотно, не навязывая никому своего общества.

Надо полагать, что сопоставление приведенных выше отрывков не требует комментариев.

В начале своих заметок я писала о том, что читатель вжился в гипотетический мир, созданный из сложения бесчисленных моделей, и свободно в нем ориентируется. И теперь его не удивишь наивными измышлениями о технике будущего. Его теперь могут взволновать только убедительные картины грядущего, только проблемные произведения, и в чтом смысле последние книги В. Михайлова отвечают самым высоким требованиям, потому что написаны они не просто мыслителем, но и художником. Язык его произведений прост и емок; глубинная эмоциональность удивительным образом сочетается со строгой выразительностью, лаконичностью изобразительных средств. Стиль деток, афористичен, суждения зачастую строятся на основе парадокса, что позволяет в минимальном объеме заключить большое содержание.