Путилин и Петербургский Джек-потрошитель

– А она-с – раскрасавица у меня была! Характеру Леночка была гордого, замечательного, можно сказать. И-и! Никто к ней не подступайся! Королева прямо! В последнее время тоже работать начала. На лавки белье шили мы… Шьет, бывало, голубушка, а сама вдруг усмехнется да и скажет: «А что вы думаете, мамаша, будем мы с вами богатые, помяните мое слово!» – «Да откуда, – говоришь ей, – богатство-то к нам слетит, Леночка?» А она только бровью соболиной поведет. «Так, – говорит, – верю я в счастье мое…»

Сильные рыдания потрясли вдову-«чиновницу».

– А вот какое счастье на поверку вышло! А-а-ах!..

– Скажите, сударыня, ваша дочь часто отлучалась из дома?

– Да не особенно… Когда работу относить надо было…

– Когда последний раз до катастрофы ушла из дому ваша дочь?

– Часов около семи вечера. Жду ее, жду – нет. Уж и ночь настала. Тоскует сердце. Ну, думаю, может к подруге какой зашла, ночевать осталась. Ан – и утро! А тут вдруг услышала: девушку нашли мертвой у церкви Спаса. Бросилась туда. Говорят, отвезли уж куда-то. Разыскала. Взглянула – и с ног долой. Моя Леночка ненаглядная…

– Скажите, а ведомо ли вам, что за лифом вашей дочери были найдены 49 700 рублей?

На вдову нашел столбняк.

– К… как? Сколько? – обезумела она.

Путилин повторил.

– А… где ж деньги? – загорелись глаза у «цикорки».

– У нас, конечно, сударыня.

– А вы… куда же их денете? Я ведь мать ее, я – наследница.

Мы невольно улыбнулись.

– Нет уж, сударыня, этих денег вы не наследуете… – ответил Путилин. – А вот лучше вы скажите: откуда, по вашему мнению, у вашей дочери могла взяться такая сумма?

Вдова захныкала.

– А я почем знаю, господин начальник?

Путилин сдал вдову на руки своему опытному помощнику. От нее надо было отобрать подробные сведения обо всех знакомых вдовы, о тех магазинах, куда Леночка сдавала работу. Соответственно с этим целая рать агентов должна была быть направлена по горячим следам.

Но я ясно видел, что Путилин распоряжался как бы нехотя, словно сам не доверял целесообразности тех мер розыска, которые предпринимал.

Я хорошо изучил моего гениального друга. Я чувствовал, что делает он все это больше для пустой формальности, для очистки совести.

– Позовите мне X.! – отдал он приказ. X. был любимый агент Путилина. Силач, бесстрашный, находчивый.

– Слушайте, голубчик, сейчас мы с вами побеседуем кое о чем.

Затем он обратился ко мне.

– Поезжай, друже, домой и ожидай меня ровно в восемь часов вечера. Сегодня ночью мы продолжим наши похождения. Только отпусти лакея.

В логове зверя

Стрелка часов показывала ровно восемь часов, когда я услышал звонок. Я поспешно открыл дверь и попятился, удивленный: первой вошла в мою переднюю… девушка, которую я вчера видел убитой на Сенной площади.

Крик ужаса готов был сорваться с моих уст, как вдруг раздался веселый смех Путилина, вошедшего вслед за девушкой.

– Не бойся, дружище, это – не привидение, а только моя талантливая сотрудница по трудному и опасному ремеслу.

– Фу-у, черт возьми, Иван Дмитриевич, ты всегда устроишь какую-нибудь необыкновенную штучку! – вырвалось у меня. – Но, боже мой, какой великолепный маскарад! Совсем она!

Я, подробно осматривавший труп, заметил даже большую черную родинку на левой щеке девушки.

Путилин был искусно загримирован, но в обыкновенной, сильно поношенной и продранной триковой «тройке».

– А мне в чем ехать? – спросил я.

– Да так, как есть… Только сомни воротник и обсыпь себя мукой или пудрой…

Я исполнил повеления моего друга и через несколько минут мы вышли из квартиры.

У ворот нас ждал любимый агент Путилина.

– Все?

– Все, Иван Дмитриевич.

«Малинник», знаменитый вертеп пьянства и разврата, гремел массой нестройных голосов.

Если ужасы Вяземки днем были отвратительны, то неописуемые оргии, происходящие ночью в «малиннике», были поистине поразительны. Все то, что днем было собрано, наворовано, награблено, – все вечером и ночью пропивалось, прогуливалось в этом месте.

Тут казалось, что Бог совершенно отступался от людей, и люди, опившиеся, одурманенные зверскими, животными инстинктами, находились во власти Сатаны.

Когда мы подошли, стараясь идти не вместе, а поодиночке, к этой клоаке, Путилин сказал:

– Барынька, вы останьтесь здесь с X. Мы с доктором войдем сюда и, наверное, скоро вернемся.

Мы вошли в ужасный притон.

Первое, что бросилось нам в глаза, была фигура странного горбуна.

Он сидел на стуле, низко свесив свои страшные, длинные ноги. Получилось такое впечатление, будто за столом сидит только огромный горб и огромная голова.

Лицо горбуна было ужасно. Сине-багровое, налившееся кровью, оно было искажено пьяно-сладострастной улыбкой.

На коленях его, если можно только эти искривленные обрубки назвать коленями, сидела пьяная девочка лет пятнадцати.

Она, помахивая стаканом водки, что-то кричала тоненьким, сиплым голоском, но что она кричала, за общим гвалтом разобрать было невозможно.

– Горбун! Дьявол! – доносились возгласы обезумевших от пьянства и разврата людей.

Кто-то где-то хохотал животным хохотом, кто-то плакал пьяным плачем.

– Назад! – шепнул мне Путилин.