Путин. Человек с Ручьем

В актовом зале гарнизонного Дома офицеров маме Мамеда удалось сесть в первый ряд прямо напротив президента. Он время от времени, отвечая на другие вопросы, смотрел ей прямо в глаза, но она никак не могла спросить его о самом главном: жив ли ее сын. Потом Путин сказал: все специалисты считают, что живых нет, а он сам надеется только на чудо; и она поняла, что вопросов у нее больше нет.

Но Путин добавил, что решил заплатить каждому члену экипажа средний оклад офицера за десять лет службы. Получалось около 24 тысяч долларов, это она быстро подсчитала. И тогда у нее возник новый вопрос. И уж его-то она задала.

– Мой сын – дагестанец, – сказала она президенту. – А вы признавались, что раньше просто уважали дагестанцев, а после чеченского вторжения полюбили их.

Президент кивнул. Она же знала, что нельзя просто так попросить о чем-нибудь любого человека, тем более президента. Сначала надо его похвалить, и тогда он не откажет. И теперь она могла приступить к главному.

– Дело в том, что он – гражданский специалист, а вы сказали, что дадите деньги только членам экипажа…

Она даже не договорила. Путин перебил ее и сказал, что это не проблема и ее сына завтра же приравняют к членам экипажа.

– Это правда? – переспросила она.

– Конечно, – очень серьезно ответил Путин.

Она поняла, что новый президент – человек дела. И когда мы возвращались с Гаджиевыми ночью на «Свирь», она искренне прославляла Путина и говорила, что раньше ошибалась в нем.

В следующий раз я встретился с этой семейной парой на борту самолета рейса Мурманск – Москва. Пассажирами этого рейса были в основном отечественные и иностранные журналисты, которые провели всю неделю в Мурманске и возвращались в Москву несолоно хлебавши, злые, как черти, на всех, кто держал их на голодном пайке, не пустил дальше Мурманска и не дал даже поговорить с родственниками членов экипажа подлодки. Их просто трясло от злости, и казалось, что самолет летит в зоне турбулентности. Если бы они узнали, кто сидит в самом конце салона и тихонько переговаривается на аварском, они бы не поверили в свое журналистское счастье и разобрали бы мать и отца Мамеда на маленькие кусочки.

Я тихонько спросил Гаджиевых, почему они решили вернуться. Они ответили, что делать в Видяеве нечего: заявление на матпомощь Путину они написали, а надежду на то, что их сын жив, он у них отнял при той встрече.

Мать Мамеда добавила, что раз Путин пообещал на следующий же день приравнять ее сына к членам экипажа, то, наверное, уже сделал это. Они не знали тогда, что директор ФСБ Патрушев вместо этого взял дело их сына вместе с другим уроженцем Дагестана, погибшим на подлодке, в разработку – только потому, что на чеченском сайте «Кавказ» появилась информация, что это он взорвал подлодку «Курск».