— Не каждый день к нам президент приезжает, — ответила актриса. — У нас же все больше шпана какая-то бывает: интеллигенция заходит…
— Ну значит, теперь полный набор всего есть, — привлекательно улыбнулся президент.
Актриса использовала наконец домашнюю заготовку (в конце концов она же была у себя дома): пригласила господина Путина на свой моноспектакль «Оскар и Розовая Дама», в котором она играет сиделку, в чьем воображении возникает больной десятилетний мальчик Оскар, и собственно Розовую Даму, которая время от времени навещает его. У президента в голове сразу возникла театральная реминисценция, которой он поспешил поделиться. Он рассказал, что в свое время ходил на спектакль Константина Райкина, где тот тоже играл две роли сразу.
— Я думал, это невозможно будет смотреть, а оказалось очень интересно, — с удивлением вспоминал президент.
Актриса предложила ему пирожных, и президент с сомнением посмотрел на фотокорреспондентов.
— Согласен, я с большой радостью, только вот коллеги уйдут. — Он показал на журналистов. — А они же покажут, как я…
И президент показал, как он обычно надкусывает пирожное. Смотреть на это и правда не было никаких сил.
— Давайте выпьем за вас, — сказала на прощанье Алиса Фрейндлих, — чтобы у вас хватило сил разобраться с этим тяжелым спектаклем, который вы режиссируете. Но ничего, вы выдержите, вы же спортивный человек.
Господин Путин ничего не ответил. Видно, убежденности в этом у него нет.
В конце лета 2005 года я летел из Барнаула в Москву «основным бортом» российского президента и разговаривал с Владимиром Путиным о том, о чем президента до тех пор не решались спрашивать не только журналисты, но и его ближайшее окружение.
Я был на похоронах алтайского губернатора Михаила Евдокимова. В Барнаул полетели несколько журналистов из кремлевского пула. Так вышло, что в середине дня мы разделились. Я попал в больницу, где в тяжелом состоянии лежала вдова губернатора. Президент заходил к ней, и они о чем-то довольно долго говорили. Я стоял в коридоре, где алтайский хирург рассказывал, что она получила травмы, несовместимые, они думали, с жизнью. Но она пришла в сознание. Врач говорил, что до сих пор никто ей не смог сказать, что ее мужа нет в живых. Это предстояло, видимо, сделать Владимиру Путину.
Остальные журналисты до больницы не доехали и улетели в Москву «передовым бортом». Билета на рейсовый самолет у меня не было. Пресс-секретарь президента предложил помочь. Так я оказался на «основном борту».
Моим соседом был личный врач президента. Он рассказывал, что за пять лет не пропустил еще ни одной командировки президента и что ни в одной из них его помощь по серьезному поводу, к счастью, подопечному не потребовалась.
— Покушайте, — сказал он мне, — вы же, наверное, проголодались.
Профессионал определил это по каким-то, видимо, безоговорочным для него признакам. Я думаю, что скорее всего по моему взгляду на поднос с едой, который уже лежал передо мной на откидном столике. Но притронуться к еде я не успел. Меня позвали в соседний салон.
Там я увидел побогаче накрытый стол и президента страны. Он пригласил садиться. Всего нас было пятеро: он, я, его помощник, пресс-секретарь и шеф протокола.
Президент предложил выпить. Я отказался:
— Я не пью.
— Придется, — сказал он. — Не чокаясь.
Автокатастрофа, в которую попал Михаил Евдокимов, произвела на Владимира Путина, судя по всему, огромное впечатление. Их отношения не были только рабочими, президента и губернатора. Однажды господин Путин летал в Чечню и, когда возвращался на вертолете, предложил подвезти Михаила Евдокимова, который еще тогда не был губернатором и приехал в Чечню как артист. По дороге вертолет обстреляли. Так что Михаил Евдокимов был для Владимира Путина не чужим человеком.
— Странная история с этой аварией, — сказал Владимир Путин. — Почему все-таки у него не было сопровождения? Оно бы не позволило его машине идти с такой скоростью.
— Так сняли же сопровождение, — сказал я. — За несколько дней до аварии.
— Да я знаю, — ответил президент. — Меня интересует зачем.
Он так и сказал: не почему, а зачем.
— Ну, про это тоже все говорят в Барнауле, — сказал я. — Известно же, что у него с депутатами конфликт неразрешимый. Начальник УВД, говорят, поддерживал их.
— А вы знаете, что он последние три месяца вообще на Алтае не был? — спросил Владимир Путин. — Он просто не хотел, не мог он туда заставить себя поехать. Ему было морально тяжело.
— Весь Барнаул говорит, что его убили, — сказал я.
— Вы серьезно? — переспросил господин Путин. — Разве не понятно, что это такое роковое стечение обстоятельств?
— Когда барнаульского мэра незадолго до этого убили, тоже, говорят, было роковое стечение. Но что такое роковое стечение? Вы же сами говорите: если бы было сопровождение, ничего не произошло бы.
Владимир Путин взял трубку телефона, стоявшего на столе (желтая «вертушка» с гербом), и попросил соединить его с генпрокурором. Когда соединили, он вышел из комнаты, где мы сидели. Его не было пять минут.