Начало либеральных реформ в России характеризовалось активными духовными процессами: попыткой смены традиционного мировоззрения, изменением критериев добра и зла, внедрением новых социальных ориентиров и нравственных ценностей. В их основе лежала идеология индивидуализма и стяжательства, внушение чувства исторической вины, национальной ущербности, цивилизационной отсталости. Такие черты оказались чуждыми отечественной культуре, более того, относятся ею к сфере духовного неблагополучия. Перечисленное послужило причиной сильнейшего стресса, которым Россия 90-х годов отличается от Америки 30-х. Американцы вышли из социально-экономического кризиса, не изменив своих нравственных основ. Иное дело у нас, где экономический кризис сопровождался «насилием над духом», «ампутацией старой и пересадкой новой души», которую большая часть общества не воспринимала. Происходила глубинная психологическая реакция отторжения, сопровождавшаяся ростом смертности.
Важно учесть, что неприятие новой идеологии определялось не столько предыдущим советским воспитанием, сколько дальней исторической памятью народа, его этническим архетипом (коллективным бессознательным, по К. Юнгу). Поэтому среди россиян наиболее сильное неприятие либеральных реформ происходило в регионах вокруг Великого Новгорода, Пскова, Ярославля, Владимира, имеющих самые древние национальные корни. Этим можно объяснить тот факт, что максимально высокий рост смертности наблюдался именно здесь. Мужчины пострадали больше, т. к. их социальная роль подверглась большей деформации, чем у женщин. В 1991–1994 гг. наибольшее увеличение смертности наблюдалось не у пожилых и стариков, а у молодых и лиц среднего поколения. К 1998 г. уровень смертности у пожилых почти вернулся к дореформенным значениям, а у молодежи сохранялся по-прежнему высоким. Вероятно, духовный генотип молодых оказался более «обнаженным» и чувствительным к нравственному повреждению, т. к. не имел защитных механизмов, наработанных старшим поколением в предшествующей жизни. Из-за этого взлет самоубийств в 1985–1994 гг., как отражение роста безысходности, отмечался максимальным у 20—29-летних мужчин, в 1,8 раза, и 25—39-летних женщин, в 1,6 раза. Среди пожилых прирост был ниже, около 1,2 раза, и отсутствовал у стариков.
Имеется еще один важный аспект в понимании патологических процессов, не имеющий прямого отношения к стрессу. Болезнь и смерть возникают не только от влияния сильных повреждающих воздействий, но и от неспособности организма противостоять им. Причиной любого страдания всегда выступает взаимодействие между внешними силами и внутренним ответом. Один и тот же фактор риска становится опасным (или безопасным) вслед за снижением (или повышением) адаптивных возможностей человека. Известен ярчайший пример, когда в пылу научного спора И. И. Мечников выпил стакан взвеси холерных вибрионов – и не умер, даже не заболел.
Адаптивно-компенсаторные возможности бывают материальными и идеальными. Первые включают деятельность физиологической, биохимической, иммунной и других телесных систем. Ко вторым относятся системы психологического свойства, прежде всего жизненные приоритеты, межличностные отношения и эмоциональные состояния. Такие жизненные приоритеты, как страсть к «золотому тельцу», властолюбие, сексуальная вседозволенность, чревоугодие; такие взаимоотношения между людьми, которые основаны на эгоизме и озлобленности; такие эмоциональные состояния, как уныние, безысходность, гнев, ведут к снижению жизненной устойчивости и увеличению риска смерти.
Если духовный дисбаланс не достиг критической величины, если не разрушены нравственные устои и не потерян смысл жизни, то даже сильные стрессоры могут оказаться относительно безвредными для здоровья. Подтверждением служит исследование в США, проведенное по материалам 377 природных катастроф за 1982–1989 гг.: землетрясения, наводнения, ураганы, торнадо. Несмотря на сильный стрессогенный эффект, перечисленные несчастья не сопровождались в населении ростом самоубийств.
Можно предположить, что духовное неблагополучие не только способствует развитию болезней, но и само является повреждающим фактором. Доказать такое влияние на физическое здоровье возможно только в длительных наблюдениях. Если ухудшение психологического состояния будет сопровождаться ростом заболеваемости и смертности, значит, «греховность» предстает в медицинском понимании фактором риска. Проведение подобного рода исследований требует количественного измерения негативной духовности. Материальными приборами выполнить это невозможно, т. к. предметом измерения выступают нематериальные явления.