Путин – исполнитель злой воли

Следом я вызвал Розанова. Поскольку Александра Александровича я знал лучше всех, – и дольше всех, то я решил поговорить с ним без утаек. Сказал, что произошло нечто чрезвычайное.

– Александр Александрович, меня начинают шантажировать. Делается это методами, с которыми никто из нас никогда не сталкивался…

Я вкратце рассказал ему о встрече с Бордюжей, о пленке, о заявлении. У Розанова даже лицо стало другим, непонятно только, отчего – то ли от неожиданности, то ли от страха, то ли еще от чего-то; он вжался в кресло и слушал, не перебивая. Так ни разу и не перебил меня.

– Давай сделаем так: соберемся и поедем в «Истру». Ты, я, Кехлеров, Демин, Чайка… В общем, все близкие мне люди. Там нам никто не помешает все обтолковать и разобраться в обстановке.

Розанов вскочил с кресла:

– Все ясно! Так и будем действовать! – и побежал к себе в кабинет.

Через некоторое время он вернулся и сообщил мне понуро:

– Демин против. Резко против. И вообще он говорит: «Вы что делаете? Разве вы не понимаете, что все мы сейчас находимся под колпаком? Любой наш сбор сейчас воспримут как факт антигосударственной деятельности… Собираться нельзя!»

– Но в этом же нет ничего противозаконного!

Мне сделалось противно. И этого человека я сам, собственными руками усадил в то кресло, которое он сейчас занимает. – Мы же не собираемся нарушать закон, я просто хочу обсудить все с вами и получить дельный совет. Что тут плохого?

– Нет, нет и еще раз нет, – сказал Розанов. – Демин, например, не поедет. Никогда не поедет. Никогда и ни за что.

Тут я невольно подумал: а не вызывал ли Демина к себе Бордюжа или кто-нибудь из администрации? С чего бы Демину так воинственно противиться?

«Эх, друзья, друзья… Друзьями вы оказались только до определенной отметки, до определенного порога… Вас и друзьями уже звать совсем не хочется. Раз так все складывается, придется ложиться в ЦКБ…»

Я позвонил своему лечащему врачу Ивановой и сказал ей:

– Наталья Всеволодовна, я неважно себя чувствую, мне надо лечь в больницу.

Надо заметить, что все лечащие врачи, абсолютно все, – бывают рады, когда их пациенты неожиданно принимают такие решения. Иванова не была исключением из правил.

* * *

Вечером я приехал в Архангельское, на дачу, и там постарался проанализировать ситуацию, сопоставив только голые факты и отбросив в сторону всякие эмоции и прочую «клюкву», которая мешает спокойно и холодно соображать. Ведь когда шла живая беседа с Бордюжей, когда крутилась пленка, моему внутреннему состоянию вряд ли кто мог позавидовать, – любой, окажись на моем месте, запросто потерял бы способность соображать, в этом я уверен твердо, – не очень соображал и я. Мне просто хотелось, чтобы все это поскорее кончилось… А сейчас надо точно вычислить, что именно за всем этим скрывается? И кто конкретно?

Пока понятно одно: состоялся, скажем так, показательный сеанс шантажа, один из участников сеанса известен – Бордюжа. Волю он исполняет не свою – да Бордюжа и сам этого не скрывает, – чужую волю… Ответ я уже себе дал: волю Березовского и К°. Но этот ответ был бы слишком поверхностным, тем более что последующие шаги Бордюжи показали – он враг БАБа. Что же касается моей скромной персоны, то Бордюжа здесь выступает обычным соучастником преступления. Довольно рядовым.

Но от этого роль его становится еще более неприглядной, более противной – как мог боевой офицер, генерал опуститься до этого?

И все-таки откуда он узнал о «Мабетексе»? Ведь информация об этом не просочилась пока ни в одну щелку. Щелки такие маленькие, что не только информация – клоп не пролезет.

Тут я вспомнил, что генеральный прокурор Швейцарии Карла дель Понте звонила мне в январе. Госпожа дель Понте рассказала, что по просьбе нашей прокуратуры она провела выемки документов в штаб-квартире «Мабетекса» и что обнаружились очень любопытные документы. В частности, кредитные карточки, выписанные на имя Татьяны Дьяченко, Елены Окуловой и самого российского президента, что двумя карточками из трех пользовались. Это были банковские карточки дочерей президента.

Звонила госпожа дель Понте по обычному городскому телефону, разговор этот явно засекли, записали и доложили о нем наверх. Если не президенту, то как минимум Дьяченко, Бордюже и Бородину. Значит, уже тогда мой телефон прослушивался…

Дело хотят замять, а меня в этой ситуации убирают как человека, который «непонятлив до удивления» и не хочет это дело замять. Пленка же, сфабрикованная, смонтированная, склеенная – обычный инструмент шантажа, и Бордюжа – обычный соучастник преступления, я все квалифицировал правильно.

Ночь та у меня выдалась бессонная, я так и не смог заснуть до самого утра.

Утром я сказал жене:

– Лена, похоже, началось… Помнишь, я тебя предупреждал? Против меня раскручивается грязная провокация.

– Уже? – недоверчиво спросила жена.

– Уже. Держись, Лена! И будь, пожалуйста, мужественной!