Путин – исполнитель злой воли

В Польше не повезло со Станкевичем… Дело по Станкевичу было возбуждено до меня и благополучно заглохло. Мы же посчитали необходимым вернуться к этому делу и потребовать от Польши выдачи Станкевича. Но со Станкевичем работали польские спецслужбы, и вопрос приобрел международный резонанс. Я думаю, что вопрос со Станкевичем не закрыт, об этом еще пойдет речь… Но при чем здесь прокуратура? Больше «при чем» – слабость нашего государства, а не слабость прокуратуры.

Дальше Никитин пишет: «…в Париже – с Собчаком». Тут тоже другая ситуация. Все дело в том, что усилия, которые приложили питерцы Степашин, Путин, приложил сам президент, оказались мощнее усилий прокуратуры. Собчак вернулся.

Дальше написано: «Каждое второе прокурорское обвинение разваливается в судах – такого еще не было». Ну, это опровергается легко, это – обычная ложь. Даже если взять суды присяжных, которые оказались очень уязвимыми в смысле подкупа и очень часто заворачивают нам дела, все равно получается, что в судах разваливается не более десяти процентов дел. Это нормальный показатель. Да потом ведь в суд направляются не только дела, которые вели мы – направляются и те, что вели милицейские следователи, прокуроры же только утверждали на них обвинительные заключения, как и положено, – так что цифра получается очень даже приемлемая.

Но откуда Никитин взял, что каждое второе прокурорское обвинение разваливается? Это же абсолютная ложь!

Дальше в статье красной линией проходит сюжет с Коржаковым и делом Петелина. В кремлевском кабинете Коржакова встретились трое: Валерий Андреевич Стрелецкий, которого Никитин почему-то упорно называет Виталием (хотя бы удосужился проверить, это ведь несложно), Александр Васильевич Коржаков и я. Мне действительно была передана папка с документами, свидетельствующими о неких неблаговидных деяниях начальника черномырдинского секретариата Петелина. Я бегло просмотрел документы и попросил написать на мое имя письмо.

Позже мы проверили эти документы, многие из фактов, что были изложены в бумагах, не подтвердились, и мы не нашли оснований для ареста Петелина. Но тем не менее это также ставилось мне в вину. Видно было невооруженным глазом, чьи уши торчат из статьи Никитина. Не исключаю, что ему за этот заказной материал очень неплохо заплатили.

* * *

В общем, началось тяжелое идеологическое наступление, чтобы обеспечить мою отставку, иначе это расценить нельзя.

Самые серьезные, на мой взгляд, публикации были в «Новой газете». Вообще «Новая газета» тесно связана с Лебедевым, главою НРБ «Национального резервного банка», он проплачивал многие публикации газеты и вообще поддерживал ее. Тем не менее газета эта относилась ко мне довольно лояльно. Но как бы лояльно она ко мне ни относилась, на ее страницах в конце марта появилась статья «Как они подбирались к Генпрокурору». Здесь даны некоторые цифры и вообще нарисована некая картина, как меня подкупал Хапсироков, наш управляющий делами – «Бородин» Генпрокуратуры.

«Покупка квартиры генерального – 2 205 456 руб. (приблизительно 360 тысяч долларов). Отделка и мебель – 1 931 085 руб. (320 тыс. долл.). Коттедж на обнаглевшей Рублевке – 2 533 050 руб. (420 тыс. долл.). Еще маленькая квартира для родителей. Всего – 6 980 151 рубль. Или приблизительно один миллион сто шестьдесят тысяч долларов».

Это было опубликовано, повторяю, в марте, в ту пору я уже вышел из больницы, появился на работе и первым делом дал поручение Розанову провести проверку по этой публикации. Он написал письмо в редакцию «Новой газеты», попросил выслать документы, которые у них есть: ведь бездоказательно-то такие статьи публиковать нельзя.

Редакция выслала документы (к сожалению, позже они совершенно незаконно были изъяты у меня при обыске). Я посмотрел эти бумаги. В них действительно оказалась платежка на коттедж, построенный на «обнаглевшей Рублевке» – на два с половиной миллиарда рублей старыми деньгами, по-нынешнему два с половиной миллиона, оплата мебели на сумму два миллиарда рублей (без малого), документы на оплату «разных штукенций» (иначе не назовешь) по обустройству квартиры на 320 тысяч долларов и так далее.

Хотелось бы мне увидеть коттедж на Рублевском шоссе, который, как было сказано в тех бумагах, приобретен (или построен) лично для меня. Но у меня никогда никаких коттеджей не было! Ни-ко-гда! Ни-ка-ких! И тем более на престижном Рублевском шоссе. Дальше – мебель. Мебель я покупал за свои собственные деньги, помню даже магазины. Что же касается «разных штукенций», то я выезжал из благоустроенной, обжитой, прекрасной квартиры в четырехкомнатную. Но когда я посмотрел новую квартиру, мне едва плохо не стало – в ней нельзя было жить: ни дверей, ни сантехники, ни кранов, ни ручек на окнах, – ничего. Поэтому я сказал, что в голые стены въезжать не буду, я же отдаю не голые стены. Была сделана, скажем так, доводка до стандартного уровня, когда в квартире можно было жить.

Я посмотрел документы: сколько же там было истрачено? Не триста двадцать тысяч долларов, а всего восемьдесят тысяч. 80!