Путин – исполнитель злой воли

К тому же, если судить по тем методам, которые используются для вашей «обработки», дальнейшее противостояние может крайне отрицательно сказаться и на положении дел в ваших регионах. Проще говоря, я не хочу создавать и вам, уважаемым руководителям регионов, лишних проблем во взаимоотношениях с федеральным центром.

Наконец, уважаемые сенаторы, давайте трезво оценивать ситуацию. Даже если Совет Федерации меня вновь поддержит, реально мне не дадут возможности исполнять свои обязанности. Элементарно просто не пропустят на рабочее место, так как кабинет и даже приемная опечатаны и охраняются усиленными милицейскими нарядами. Надлежащих же правовых механизмов для быстрого и эффективного воздействия на ситуацию у верхней палаты парламента, к сожалению, нет.

Поэтому я сейчас, не отказываясь от своей принципиальной позиции, прошу вас, уважаемые сенаторы, решить вопрос о моей отставке.

Это отнюдь не означает, что у меня нет мужества и сил на дальнейшую борьбу. Я руководствуюсь прежде всего интересами дела, которое для меня выше личных амбиций и обид. Причем особо хотел бы подчеркнуть, что речь идет о добровольной отставке в соответствии со ст. 43 Закона о прокуратуре, и в этом плане я полностью поддерживаю решение комитета по конституционному законодательству и судебно-правовой реформе, принятое вчера. На мое решение существенным образом повлияло и то обстоятельство, что в качестве моего преемника будет рассмотрена кандидатура Г.С. Пономарева. Знаю его как честного, принципиального и грамотного в профессиональном отношении человека, уверен, что он в состоянии возглавить и организовать эффективную работу органов прокуратуры России в это сложнейшее время. Я со спокойной душой могу передать этому человеку все материалы и дела.

И в заключение хотел бы сердечно поблагодарить вас, уважаемые сенаторы, за совместную работу, ту поддержку, которую находил у вас всегда, даже в самое непростое время.

Пользуясь публичной трибуной, хотел бы также выразить слова глубочайшей признательности тысячам россиян, которые оказывали мне поддержку своими письмами, телеграммами, телефонными звонками, газетными публикациями в самые трудные для меня и моей семьи дни. Низкий вам поклон».

Тяжелый апрель

Началось обсуждение. По тому, как оно пошло, сделалось понятно: Совет Федерации мою отставку не примет. Посыпались вопросы. Причем не самые приятные для меня. Прусак, Руцкой, Федоров из Чувашии… Федоров вообще несколько не по-мужски, с нездоровым любопытством спрашивал меня: было ли то, что изображено на пленке, или нет?

Я понял, что с такими людьми, как Федоров, надо действовать только их методами, других они не признают, и, как бы мне ни было противно, сказал:

– Николай Васильевич, вы же юрист. О вас я тоже могу много интересного рассказать. Ну и что из этого?

Федоров мигом замолчал.

Я знал, что говорил. У меня имелась оперативная информация о том, что чувашский президент часто встречается с одной женщиной.

Строев передал тем временем председательство своему заму Королеву и пригласил меня в комнату отдыха.

– Юрий Ильич, пойдемте со мной. Я знаю весь список записавшихся, будут выступления, не самые приятные для вас. Давайте лучше выпьем чаю. И вообще, нет смысла слушать, как вас поливают грязью.

Строев был не прав: не было выступлений, которых не имело смысла слушать, слушать вообще надо все. Не было резких выступлений против меня. Пленка вызвала негативную реакцию почти у всех членов Совета Федерации. И вообще, я так полагаю, – Егор Семенович Строев малость лукавил – он, похоже, выполнял прямое указание Кремля о моей отставке. Иначе бы он не сказал мне:

– Юрий Ильич, советую вам выступить с заключительным словом, поблагодарить Совет Федерации за работу и уйти.

– Я готов, – сказал я.

Подумал невольно: «Вот и не удалось мне пробить в генеральные прокуроры Геннадия Семеновича Пономарева… Жаль! Очень жаль!»

– Хорошо, – Строев кивнул. – Пойдемте теперь в зал. Пора прекращать прения.

Он прекратил прения, хотя было много записавшихся, и предоставил слово мне.

Я понимал, что и Строев, и кремлевские «горцы» ждут, чтобы я произнес примерно следующее: «Как вы ни проголосуете, господа сенаторы, за мою отставку или против нее, я все равно работать не буду, я уйду…»

Но я с трибуны произнес совсем другое:

– Я благодарю вас за оценку, данную мне за работу, но, пожалуйста, учтите при голосовании следующее… Я понял сегодня из позиции администрации президента, что она не признала незаконность возбужденного против меня дела и запустила каток политических репрессий. Понятно, что если я не уйду, каток этот уничтожит меня и мою семью. Поэтому прошу принять во внимание мою просьбу…

В зале стало тихо. Тягостная была эта тишина, непростая.

Сенаторы в принципе готовы были проголосовать за мою отставку, но в этот момент многие из них призадумались: если сейчас Генерального прокурора ломают так жестоко, то что же с ним станет, когда он будет сдан?

Так-то хоть какая-то защита есть.