Заметим, что в 2011 году одновременно с американцами, не желающими нового прихода во власть Путина, активизировались с этой целью и «наследники» Ельцина. Одна за другой на полках российских книжных магазинов появлялись книги, в которых роль Ельцина в истории России представлялась исключительной, почти великой.
Больше того, приводилось много мифических «фактов», компрометирующих Владимира Путина. Оживились и старые недруги председателя правительства: Борис Немцов, Михаил Касьянов, Гарри Каспаров. Они развернули кампанию по дискредитации Путина, строя свои суждения по принципу «полуправда-полуложь».
В обществе вдруг бурно заговорили о существенном расхождении точек зрения президента и премьера. Основания тому на первый взгляд были.
В марте 2011 года они резко разошлись в оценке событий, происходящих в Ливии. Дмитрий Медведев стремился к тому, чтобы поддержать США, желающие нанести по Ливии удары с воздуха, однако Путин был яростно против.
26 февраля 2011 года Медведев поддержал резолюции Совбеза ООН, открывшие Ливию для бомбежек НАТО, а 14 марта 2011 года подписал указ, объявлявший Муаммара Каддафи персоной нон грата.
Владимир Путин, сравнив резолюцию ООН «со средневековым призывом к Крестовому походу», с возмущением отметил легкость, с какой «решения о применении силы принимаются на международном уровне». При этом он подчеркнул постоянную тенденцию политики США, кто бы ни был там президентом, к войне: «При Клинтоне они бомбили Белград, Буш отправил войска в Афганистан, а затем под вымышленным, фальшивым предлогом – в Ирак. Теперь на очереди Ливия, а предлог – защита мирного населения. Но гражданское население погибает преимущественно при ударах с воздуха. Где же логика и совесть?»
Медведев, посчитав такую реакцию Путина неприемлемой, тут же среагировал: «Мы поддержали первую резолюцию Совета Безопасности и не стали поддерживать вторую. Эти решения мы приняли осознанно с целью предотвращения эскалации насилия… Было бы неправильно сейчас поднимать шум и уверять, что мы не понимали, что творим. С нашей стороны это осознанное решение. Такие распоряжения я отдал министерству иностранных дел, и они были выполнены». При этом Дмитрий Медведев акцентировал внимание общественности на том, что именно он занимается международной политикой.
И хотя пресс-секретарь Путина спустя сутки после высказывания премьер-министра пояснил: «Оценка, которая изложена премьером, является не чем иным, как его личной точкой зрения», а «оценка, заявленная главой государства, является единственной официальной позицией РФ, которой все придерживаются», сам Путин не удержался от сарказма в отношении НАТО, заявив: «Мы сейчас должны думать о жертвах. …Но, конечно, об этом должны в первую очередь думать те, кто причастен к этой трагедии. Думать об этом и молиться за спасение души».
Впоследствии Дмитрий Медведев, как и все россияне, увидел воочию результат своей поддержки Запада: Ливия был повержена, разрушена, Каддафи был жестоко растерзан. Весь этот ужас транслировался по всем зарубежным и отечественным телеканалам. Владимир Путин оказался прав.
Вспомнили, что в 2009 году Дмитрий Медведев помешал Госдуме принять законопроект, поддержанный Владимиром Путиным, об определении государственной измены. В отличие от Путина Медведев поддержал и право оппозиции на демонстрации, наложив вето на законопроект, ограничивающий уличные акции протеста.
Больше того, Дмитрий Медведев стал даже председателем попечительского совета Института современного развития (ИНСОР), который был учрежден сразу после его избрания. Постепенно президент стал более склонным к идеям, которые преподносил председатель правления ИНСОРа Игорь Юргенс.
В феврале 2010 года ИНСОР опубликовал доклад «Россия ХХI века: образ желаемого завтра». Многие политические реформы, проводимые Путиным, были подвергнуты ревизии и отрицались. В докладе была предложена и двухпартийная система в американском стиле. СМИ должны быть свободными от государства, силовые ведомства должны быть сокращены.
В своем видеоблоге Медведев выступил против однопартийной системы, то есть против «Единой России»: «Не секрет, что с определенного периода в нашей политической жизни стали появляться симптомы застоя, возникла угроза превращения стабильности в фактор стагнации. А такой застой одинаково губителен и для правящей партии, и для оппозиционных сил. Если у оппозиции нет ни малейшего шанса выиграть в честной борьбе – она деградирует и становится маргинальной. Но если у правящей партии нет шансов нигде и никогда проиграть, она просто «бронзовеет» и в итоге тоже деградирует, как любой живой организм, который остается без движения. Поэтому возникла необходимость поднять уровень политической конкуренции».