Путин — «приемный» сын Ельцина

— «Архипелаг ГУЛАГ» читал в самиздате. «Красное колесо» и «В круге первом» поступали к нам от таможенников, как конфискат у въезжающих из-за рубежа, но они издавались на английском, который я никогда не учил. «Один день Ивана Денисовича» прочел еще в школьной библиотеке. Сильная вещь.

— А про «Архипелаг.» что скажете?

— Литературы там мало. Собственно, в нем впервые так подробно описана сталинская репрессивная система. Страшные злоупотребления властью! Читать тяжело. Сталин, конечно, преступник! — четко, как судья, произнес он последние слова.

Матвеев поднял от стола глаза, внимательно, как бы с удивлением посмотрел на новичка и спросил:

— А разве Сталина судили? Язнаю, что не судили. Так почему вы, юрист, без суда называете его преступником? Так и нас, кто служил в эти годы, можно всех зачислить в преступники. Это неправильно.

Полковник помолчал, а потом продолжил, как бы вспоминая вслух:

—  Ярано остался круглым сиротой, и те же сотрудники НКВД, которых Солженицын обвиняет во всех преступлениях, устроили меня в детский дом, а потом в железнодорожный техникум. В тридцать восьмом мне было тринадцать. Но о репрессиях я не слышал. Хотя, конечно, они были. По Солженицыну же получается, что в ГУЛАГе сидела треть страны. Где он такие цифры брал? Фантастика! (В 2012 году жена Солженицына признала, что количество репрессированных в 20 миллионов писатель устанавливал не по документам, а по собственным наблюдениям во время отсидки и по рассказам зэков. То есть приблизительно!!! — С. П.).Что касается художественной стороны творчества Солженицына, то и здесь не все так просто. Даже злейший антикоммунист Владимир Набоков находит ее недостаточно качественной.

Пока Матвеев говорил, Платов внимательно и бесстрастно слушал. Ничто не выдавало, как он относится к сказанному. Профессиональные навыки давали свои плоды.

Но когда начальник закончил, он тут же, как хорошо обдуманное, выдал:

—  Яимел в виду не обычный суд, а суд Истории, когда назвал Сталина преступником. Вы правы, как юристу мне следовало сформулировать это точнее.

— Майор, а вам в голову не приходила мысль, что репрессии были направлены против «пятой колонны» из сторонников прежнего царского режима, троцкистов и тех революционеров, которые превратились в заурядных казнокрадов и которые своими преступными деяниями подрывали страну накануне войны? — продолжил разговор Матвеев.

— Можно и так рассуждать. Но как понять уничтожение зажиточных крестьян, неужели они тоже «пятая колонна»?

— Революцию, как и ремонт дома, закончить нельзя. Ее можно остановить, прекратить силой. Репрессиями против революционеров и контрреволюционеров. Иначе борьба не закончится. То есть дело за третьей силой, которая сможет этот хаос организовать. И чем раньше, тем лучше. Тогда и репрессий меньше. Сталин начал с запозданием, и потому их было много. Что касается крестьян, и здесь есть объяснение. Не проведи он политику раскулачивания сверху, страна получила бы крестьянскую революцию между новыми богатеями и бедняками.

— Спорный тезис. Хотя что-то в этом есть.

— Давайте на этом закончим, если быть совсем точным, я пригласил вас, чтобы попросить не опаздывать на оперативки, — умело ушел от продолжения острой темы опытный начальник. — За короткий срок это произошло уже дважды. Планируйте лучше рабочее время. Особенно это важно в работе с агентурой и кандидатами на вербовку. А в целом я вашей работой доволен.

— Извините, Лазарь Лазаревич, больше не допущу, — как-то неофициально и даже почтительно пообещал Платов (Путин).

Но, как показало время, слово не сдержал. Ни тогда, ни после. Был даже случай, когда один опытный агент из немцев под угрозой прекращения сотрудничества просил его быть пунктуальнее! И теперь на высшем государственном посту происходит то же самое. Для него опоздать на полчаса — привычное дело. Иногда случается и на час-два. Хотя как посмотреть. Может, это не он опаздывает, а другие приходят раньше. Иначе почему для одних этот недостаток в минус, а ему — в плюс? Наверное, потому, что везунчик. Или потому, что опаздывать — вообще наша черта.

Немецким языком Платов владел не вполне свободно. Но говорил бегло. Пожалуй, лучше других коллег. И почти не пользовался услугами переводчика. Это качество в зарубежных условиях давало фору и не могло не цениться. В оперативных мероприятиях он демонстрировал упорство, уверенность и системность. Сказывался предыдущий десятилетний опыт работы в контрразведке. В модных тогда дискуссиях о перестройке умело воздерживался от крайних суждений, энергично пропагандируя привлекательную и бесспорную идею о построении правового государства. А после провозглашения Горбачевым курса на переход к смешанной экономике стал позволять себе высказывания о примате частной собственности и свободного рынка в системе человеческих ценностей. Именно эти догмы в годы учебы он усвоил под влиянием преподавателя хозяйственного права доцента Собчака. Но только теперь, то есть «по разрешению сверху», заговорил о них публично.