Путин — «приемный» сын Ельцина

— Никогда не думал, что хождение во власть, да еще исполнительную, такой тяжкий крест! Профессор университета — и мэр. Как далеки эти две должности. И как комфортно мне было на кафедре. После окончания университета начинал я адвокатом на Ставрополье. И тогда впервые на практике понял, что такое судебная власть вообще и советская в частности. Да, Владимир Владимирович, я часто вспоминаю, как после обучения на юриста мне хотелось занять почетное кресло судьи, а судьба усадила на жалкий стул адвоката. Конечно, он не такой, как приставной в зале театра, но весьма схожий с ним. Очень скоро я убедился, что судьи и прокуроры относятся к адвокату, как обладатели мест в театральных ложах относятся к публике на местах приставных, с раздражением. Без последних нет аншлагов, но в картину театрального праздника они вписываются не совсем. Так и с адвокатами. Без них правосудие состояться не может, но и хлопот с ними не оберешься. Как-то один знакомый судья признался, что не любит адвокатов из-за их вечных придирок к материалам уголовных дел и ходу судебных процессов. То ли дело прокурор. Он всегда со всем согласен и не умничает. После такого признания престиж судейской профессии в моих глазах начал понижаться.

Но на первых порах я смотрел на судей как на богов, восседающих на Олимпе. При обращении к ним обязательную фразу «ваша честь» выговаривал с таким почтением, как будто забывал, что перед тобой тоже смертный. Однако чем больше я проникал в тайны правосудия, тем труднее это давалось. Примерно с середины своей адвокатской карьеры перешел на нейтральное обращение «уважаемый суд». Так было легче примирить в сознании выявленное противоречие между святостью судейского поста и несовершенством многих конкретных судейских фигур.

С годами пришло также понимание невероятной схожести правосудия с театром абсурда, где порядок — случайность, а беспорядок — закономерность. А это привело к убеждению, что все-таки дело не в следователях, прокурорах, судьях и адвокатах, а в самой системе правосудия, которая вопиюще неспешна во второстепенном и хаотично тороплива в главном. То есть беспорядочна в принципе. Например, полгода уходит на необязательную экспертизу и пять минут на допрос главного свидетеля (не важно какого, обвинения или защиты). Первое ведет к волоките, второе — к браку в деле и неправосудному приговору. Но и то и другое превращает процесс установления истины по делу в свою противоположность. То же самое можно сказать о процедурах опознания и очной ставки.

Оказалось также, что следователи и прокуроры не любят утруждать себя тщательным доказыванием виновности. Отсюда презумпция невиновности, это гранитное основание правосудия, превращается в обязанность защиты по ее доказыванию (невиновности). А сомнения в виновности обвиняемого и подсудимого никогда не трактуются в его пользу, как того требует Конституция. Законодатель и здесь пошутил над правоохранителями, поручив им решать (усматривать), какие из сомнений устранимые, а какие неустранимые, то есть те, которые и должны трактоваться в пользу обвиняемых или подсудимых. Такая усмотрительность есть одновременно и почва и удобрение для коррупции.

Примером поразительного хамелеонства судей является отказ от прекращения уголовных дел при сомнении в виновности подсудимого и переход к практике вынесения немотивированных приговоров, слово в слово дублирующих обвинительные заключения следователей.

Повсеместным стал способ доказывания виновности, особенно по неявным (как говорят, «без трупа») преступлениям, путем поиска и подбора не прямых, а косвенных улик. Как когда-то признание обвиняемого, теперь косвенная улика стала царицей доказательства. Кстати, а где и кто готовит следователей? Оказывается, такой подготовки не существует. Есть правоведы и правоохранители, из которых и происходят как невинные нотариусы, так и всемогущие следователи. Власти у них больше, чем у президентов. Он может президента арестовать, а президент его — нет. Есть у них и сходство. На президентов тоже нигде не учат. Согласитесь, странное дело. Чем больше у должности власти, тем меньше требуется подготовки, чтобы ее занять. С судьями картина аналогичная. До недавнего времени главным резервом для занятия судейского поста были судебные приставы и секретари в возрасте 25 лет, когда большинство людей еще и не догадывается, что для судьи главное не ум и образование, а разум, то есть мудрость. Получается, что следователи и судьи — это не профессия, а хобби.

Собчак отошел от окна и, прохаживаясь по кабинету, продолжал увлеченно говорить, изредка посматривая в сторону бывшего студента, как бы убеждаясь, что тот его слушает. Путин был весь во внимании. Видимо, понимал, что профессор скучает по аудитории. Да и рассказ его был весьма интересным и поучительным.