Путин против Сталина. Тест на патриотизм

И опять все участники передачи во главе с Бабаяном молчат, словно это обычное для советского времени дело, общепризнанный факт – «тащить и не пущать» тех, у кого мать – еврейка. Ведь все они – тертые калачи, но их всех приучили молчать при виде самой наглой лжи. Они боятся даже выразить сомнение, – а вдруг тут же зачислят в антисемиты!? И потому никто не спросил хотя бы о том, откуда устроители олимпиады знали, что Надеждин по матери – еврей? Ведь фамилия у него русская, в облике ничего типично еврейского, как, допустим, у Аллы Гербер или у Чубайса, нет. Неужели участники олимпиады заполняли анкету, в которой указывали национальность родителей? А кто именно не пустил вундеркинда в Лондон – устроители олимпиады? Министерство иностранных дел? КГБ? Домоуправление, где, возможно, и знали национальность матушки? И откуда он это знает? Ему, что, так и сказали: «Нельзя, Боренька, у тебя мать – еврейка, если бы хоть чукча». Ведь ясно же, что врет. Но он искренне уверен: другой причины и быть не могло.

Упоминавшийся критик Б. Сарнов приводил письмо, полученное в царское время родителями Бори Пастернака от директора гимназии, куда они хотели определить своего талантливого сына: «К сожалению, ни я, ни педагогический совет не можем ничего сделать: из 345 учеников у нас уже есть 10 евреев, что составляет 3 %, сверх которых, согласно распоряжению Министерства, мы не можем принять ни одного еврея. К будущему августу у нас освободится одна вакансия для евреев, и я могу обещать предоставить ее г. Пастернаку». Вот какая жизнь-то была для вас…

Да, меня не интересует Надеждин, он врет давно и привычно, но эти пентюхи телеэкрана!.. Никто не посмел спросить о том, например, а как же разъезжали по заграницам в наижутчайшие сталинские времена Буся Гольдштейн, Давид Ойстрах, Михаил Ботвинник и множество других шахматистов, писателей, спортсменов, у которых и мама, и папа.

Скорее всего Боре Надеждину родная матушка и внушила, что это из-за нее. Есть такие матушки, есть. Жил-был, например, очень способный шахматист Вайнштейн. Дела у него шли весьма не дурно, но матушка втемяшила ему, что большого успеха он с такой фамилией не добьется. Ну, вы подумайте! Знала же матушка шахматиста, что в самые-то антисемитские сталинские времена Ботвинник и Таль стали даже чемпионами мира, Борис Спасский, которого по имени-фамилии при желании можно зачислить в евреи, тоже стал. Давид Бронштейн и Виктор Корчной имели возможность стать, ибо вышли на финальные матчи за корону, но, увы, не смогли выиграть. А вот Вайнштейн – ни в коем разе! И стал он Каспаровым…

Так вот, Надеждин, вы не могли ехать в Лондон не из-за матушки, а потому, что у вас от перенапряжения на олимпиаде началась длительная диарея. Доказательства? А какое право вы имеете их требовать, если сами порете бездоказательную ахинею?

И неужели эти телемыслители не слышали, как иные фигуры спекулируют своим полновесным или усеченным еврейством? Вот, допустим, когда-то довольно известный писатель Владимир Войнович. Он уверял: «Меня в Литературный институт в свое время не приняли потому, что в приемной комиссии решили, что моя фамилия еврейская, а она сербская. Моя мать еврейка, но в институте этого не знали». Тот же случай демагогии! Ему, дескать, так и сказали: «Мы евреев не принимаем. Идите в пищевой или торговый». Я учился в этом институте и знаю, что там едва не треть студентов и чуть ли не половина преподавателей были те, о ком тот же Сарнов любил козырнуть словами Гоголя: «И подивился Тарас бойкости жидовской натуры!» На нашем курсе числилось всего 27 человек, и в их числе Г. Фридман (Бакланов), А. Марголин, Л. Шлейман, Э. Иоффе, С. Сорин, Б. Сарнов и еще три такого же качества, как Надеждин. Итого 9, то есть ровно треть. Не хочется все это перетряхивать, но что делать, когда с экрана телевизора на всю страну лгут и стонут страдальцы Советской власти.

Да ведь меня самого в институт с первого захода не приняли, а я и русский, и только что вернулся с войны, и уже печатался, да еще и член партии. Только прямое обращение к директору института Федору Васильевичу Гладкову позволило мне прошмыгнуть в этот храм изящной словесности.

А вот еще одна байка, да к тому же и математическая, как у Надеждина. Ее поведал свету все тот же неисчерпаемый Б. Сарнов: «Сын приятельницы обнаружил выдающиеся математические способности и хотел поступить в МГУ. Дело было в середине 70-х годов. Тщетно все знакомые твердили (матушка Каспарова, матушка Надеждина и т. п. – В. Б.), что для еврея это совершенно безнадежное дело (словно в МГУ ни одного нет! – В. Б.). Но приятельница решила предоставить своему мальчику возможность схватиться в рукопашную с ядерной державой». Как видите, Остапа понесло, но соображает, что назвать имя приятельницы, ее советчиков или хотя бы чудо-мальчика – опасно.