Путин. Толпа у трона

А этот? Какую создал атмосферу! Каких гуманистов воспитал! В стране невиданный разгул преступности, терроризма, катастроф по причине безответственности, разгильдяйства, а главное – из-за непомерной жажды наживы. И какая кара? Вот только вчера сообщили: некий Уткир из Узбекистана украл у человека, которому в Рязанской области строил дом, 400 тысяч рублей и ночью скрылся. И мы читаем: «Сразу были организованы поиски вора, поскольку, по словам начальника пункта полиции Кадомского района Вячеслава Федорова, вор мог замерзнуть или быть съеден волками». Поняли? Поскольку мороз и волки. Вот и большевики в 1917 году были, как этот полицейский Федоров. Спас он Уткира от волков, укрыл шубой от мороза.

Ну, это для смеха. А вот Алексей Жицкий из Благовещенска. Убил женщину, изнасиловал семилетнюю девочку и пытался ее задушить. Ясно же, что тип патологический. Жители города рвались растерзать мерзавца, но стражи стабильности со щитами и дубинками по приказанию власти встали на его защиту. Вот бы товарищ Путин выступил перед этой разъяренной толпой с речью о том, что жизнь человеческая – неприкосновенный дар Божий. Дали скотине 25 лет. Когда выйдет на волю, ему будет 62 года. Возраст еще вполне способный и к насилию, и к убийствам. Или кто-то думает, что у него за решеткой отрастут за это время белые крылышки?

Буквально на другой день сообщают из Свердловской области: некая Лина Догамачук лет сорока под видом сотрудницы Собеса втиралась в доверие к одиноким старушкам, а в удобный момент убивала их молотком по голове и крала, что можно. И так 17 божьих одуванчиков. Надо думать, дадут пожизненный. Да ведь она и в лагере будет опасна.

Отмена смертной казни есть не что иное, как потворство преступности, разжигание ее. Кто знает, что может произойти хотя бы и за 10, не говоря уж о 25 годах. Ведь когда этого Жицкого задержали, следователь отпустил его, а сотрудники прокуратуры не приняли у родителей девочки иск об изнасиловании. Кто даст гарантию, что в обстановке повсеместной безответственности, взлелеянной Упертым, не найдутся такие доброхоты и там, где будут сидеть эти чудовища?…

* * *

Недавно мне прислали «Хронику терактов и катастроф за время правления В. Путина». Нельзя не обратить внимание на то, каких имен больше всего среди террористов. Это ни для кого не секрет. Анзор… Мурад… Рашид… Ахмед… Мухажир… Магомет… опять Рашид. А как зовут нашего министра внутренних дел, на которого возложена главная роль в борьбе против терроризма? Разумеется, я о нем лично тут не хочу сказать ничего плохого, но в таких случаях должностные лица, учитывая ситуацию, сами подают в отставку и просят перевести их на другую работу, ибо национальная и религиозная симпатия – это не выдумка досужих умников или сталинистов. Приведу два безобидных примера из мира спорта. Когда в 1927 году Капабланка и Алехин боролись за звание чемпиона мира, то ведь русские люди болели за Алехина, хотя он с 1921 года жил во Франции. Думаю, что, если бы сразу после войны, как предполагалось, состоялся бы матч между Алехиным и гордостью страны Ботвинником, то и тогда многие русские болели бы за Алехина.

Настоящие политики понимают этот щекотливый вопрос без намеков и указаний. Троцкий на пленуме ЦК и ЦКК 23 октября 1923 года, еще при жизни Ленина, говорил: «Я должен разъяснить вам, товарищи, мой разговор с Владимиром Ильичем, когда я говорил с ним о моем замстве и прочем. Дело в том, товарищи, что есть в моей работе один личный момент, который, не играя никакой роли в моей личной жизни, так сказать, в быту, имеет большое политическое значение. Это – мое еврейское происхождение.

Я прекрасно помню, как 25 октября в Смольном Владимир Ильич говорил: „Товарищ Троцкий! Мы вас сделаем наркомвнуделом (Рашидом той поры. – В. Б.)“. Я возражал. Я говорил, что нельзя давать такого козыря в руки нашим врагам; я считал, что будет гораздо лучше, если в первом революционном советском правительстве не будет ни одного еврея». Один все-таки оказался – сам Троцкий.

И дальше: «Я избежал назначения на пост наркомвнудела и был назначен руководителем нашей иностранной политики, хотя, к слову сказать, и здесь моя оппозиция (т. е. отказ занять пост. – В. Б.) была не менее решительной». Разумеется, мотив тут был совсем другой, чем ныне, но столь же веский.