Путин, учись у Сталина! Как спасти Россию

По пшенице тоже сложилось положение в пользу СССР. В 1932 году весь капиталистический мир производил 103 млн. тонн пшеницы [65], тогда как СССР – 21,5 млн. тонн, при том, что урожай этого года был плохой и год был голодный. В СССР был сильнейший кризис в главных зерновых районах: на Украине, в Поволжье, в Казахстане, в Сибири. Но и в этих условиях СССР производил пятую часть от мирового производства пшеницы. В США стоимость произведенных зерновых культур упала с 1,2 млрд. долларов в 1929 году до 391 млн. долларов в 1932 году [66]. При этом часть зерна уже пошла в топки паровозов и котельных. Падение производства зерновых культур ударило по капиталистическим странам еще сильнее, чем падение промышленного производства. В капстранах царил сильнейший голод, который особенно сильно ударил по Польше – основному плацдарму для интервенции в СССР.

Сталин и советские хозяйственники, ученые горьким опытом голода 1921 года прекрасно понимали значение такого падения производства зерновых. Нехватка продовольствия и голод резко снижали производительность труда и объем производства и делали невозможным быстрый выход капиталистических стран из охватившего их кризиса. Без зерна и его запасов нельзя было воевать. Например, запасов зерна в Польше и до кризиса не хватало даже на год войны. В 1927 году запасы зерна для войны колебались от 290 до 261 дня [67]. Во время кризиса, недопроизводства (урожайность в Польше упала с 12 до 7,8 центнера с гектара) Польша вряд ли смогла бы собрать запасы зерна больше чем на 1,5–2 месяца войны, и другие капиталистические страны вряд ли смогли бы ей помочь. Нехватка зерна изначально ставила любые планы войны с СССР под вопрос.

Разоренные кризисом капиталистические страны были заняты своими проблемами, и возможная интервенция откладывалась на неопределенный срок. Советский Союз получал важную передышку на несколько лет для развития хозяйства и укрепления обороны. Реально передышка растянулась до начала 1940-х годов в силу того, что хозяйство капиталистических стран не сумело полностью восстановиться после Великой депрессии и в 1937 году сорвалось в еще более глубокий и острый кризис.

Из этого положения Сталин сделал три важнейших вывода. Во-первых, коль скоро капиталистические страны подрубил кризис, а советское хозяйство растет, то не имеет особого смысла дальше гнать высокие темпы, характерные для первой пятилетки. Темпы можно без особого ущерба для себя снизить, и даже в этом случае они все равно будут стоять на высоте, недосягаемой для капиталистических стран. Во-вторых, надо заняться материально-бытовым положением трудящихся в СССР, в чем выражалась потребность ликвидации всех продовольственных и бытовых затруднений, что также имело и важное оборонное значение. Сталин не сомневался в возможностях советского хозяйства, в том числе и сельского хозяйства, легкой и особенно местной промышленности, развитие которой форсировалось во второй пятилетке. В-третьих, и об этом выводе Сталин публично не говорил, настало время для перевооружения и переоснащения армии. Красная Армия образца начала 1930-х годов испытывала все трудности первой пятилетки и была малобоеспособной. К примеру, в мае 1932 года выяснилось, что Белорусский военный округ не может обеспечить резервами топлива и продовольствия свое мобилизационное развертывание более чем на 3–5 дней [68].

Однако Великая депрессия отодвинула иностранную интервенцию в СССР в неопределенное будущее, советское хозяйство росло не по дням, а по часам, и для Сталина положение было благоприятное.

Потому Сталин торжествовал в своем выступлении на этом историческом пленуме 1933 года:

«Каковы итоги пятилетки в четыре года в области промышленности?

Добились ли мы победы в этой области?

Да, добились. И не только добились, а сделали больше, чем мы сами ожидали, чем могли ожидать самые горячие головы в нашей партии. Этого не отрицают теперь даже враги. Тем более не могут этого отрицать наши друзья.

У нас не было черной металлургии, основы индустриализации страны. У нас она есть теперь.

У нас не было тракторной промышленности. У нас она есть теперь.

У нас не было автомобильной промышленности. У нас она есть теперь.

У нас не было станкостроения. У нас оно есть теперь.

У нас не было серьезной и современной химической промышленности. У нас она есть теперь.

У нас не было действительной и серьезной промышленности по производству современных сельскохозяйственных машин. У нас она есть теперь.

У нас не было авиационной промышленности. У нас она есть теперь.

В смысле производства электрической энергии мы стояли на самом последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест.

В смысле производства нефтяных продуктов и угля мы стояли на последнем месте. Теперь мы выдвинулись на одно из первых мест.

У нас была лишь одна-единственная угольно-металлургическая база – на Украине, с которой мы с трудом справлялись. Мы добились того, что не только подняли эту базу, но создали еще новую угольно-металлургическую базу – на Востоке, составляющую гордость нашей страны.