Путин. В зеркале «Изборского клуба»

В таких странах не только крайне неблагоприятен инвестиционный климат, отсюда идет вывоз капиталов и сбережений. Так, около 40 % частных денежных средств Африки хранятся за ее пределами. Но это — удел не одной только Африки. Достаточно вспомнить, как бывший министр экономики Г. Греф оправдывал вывоз из России денег и замораживание их в американских банках в виде Стабилизационного фонда: «Стабилизационный фонд нужно инвестировать вне пределов страны для того, чтобы сохранить макроэкономическую стабильность внутри страны. Как это ни парадоксально, инвестируя туда, мы больше на этом зарабатываем. Не в страну!» Когда ему указывали, что это противоречит здравому смыслу, он отвечал, что деньги «должны изыматься из экономики и не тратиться внутри страны, или будет очень высокая инфляция, ну в полтора раза выше, чем сейчас, а это прямое влияние на инвестиционный климат, отрицательное влияние». Но это и есть полный хаос в сознании: если деньги инвестировать в страну нельзя, то зачем заботиться об инвестиционном климате?

Для глобализации нет своих стран, а есть всемирное племя-каста «новых кочевников» и всемирные туземцы. Произошел отход искателей денег от правовых норм, на которых держалось прежнее мироустройство, при котором человеческий род был организован в народы, а их права и обязанности, соединяющие людей в общества, были оформлены как национальные государства.

Врагом и объектом ненависти глобальных кочевников является любое национальное государство — кроме «империи золотого миллиарда». Для подрыва национальных государств они используют любые средства, самыми эффективными среди которых являются действия преступные. Важные политические функции выполняют разного рода «черные интернационалы». Во многих точках мира они подрывают структуры национальных государств, организуя мятеж-войны — чаще всего с псевдоэтническими и псевдорелигиозными идеологическими прикрытиями. Иногда поддержка, оказываемая им со стороны глобальных теневых сил, столь велика, что внутри государств образуются преступные анклавы, приобретающие признаки государственности. Этот вирус начинает быстро разрушать государство. Это мы видели в России на Кавказе и в Средней Азии. Эта же технология была эффективно использована и для разрушения СССР, на территории которого было создано несколько мятеж-войн, разожженных союзами политических и преступных группировок, получавших щедрое финансирование и оружие из-за рубежа.

Одним из орудий подрыва государства в России стало втягивание его в «большую коррупцию» в конце 80-х годов. Возникнув сначала в виде отдельных очагов, коррупция постепенно охватила весь государственный организм и начала его «разъедать». Коррумпированная часть развращает еще здоровую часть чиновничества быстрее, чем удается «вылечивать» пораженные участки. Зараза захватывает и значительную часть общества, так что продажность становится нравственной нормой. Коррупция превращается в самовоспроизводящуюся систему и вырабатывает механизмы, автоматически разрушающие те защитные силы, которые может собрать для борьбы с нею государство. Пораженная коррупцией часть чиновничества смыкается с преступным миром, чтобы сообща и целенаправленно растлевать, подкупать и подчинять как раз те органы государства и общества, что должны обеспечивать их безопасность — судебную систему и прокуратуру, органы госбезопасности, прессу и представительную власть.

Второе, менее страшное, но не менее тотальное изменение государства — безудержный рост раковой опухоли бюрократии при одновременном падении ее квалификации и ответственности. Это — верный признак утраты свойств национального государства и превращения его в «корпорацию». В бедных постколониальных странах принадлежность к государственной бюрократии часто была единственным способом добиться хотя бы небольшого материального благосостояния. Это приводило к тому, что бюрократический аппарат многократно разбухал относительно реально выполняемых им функций и в то же время превращался в замкнутую сословную корпорацию, главной функцией которой становилось обеспечение собственных интересов. Как правило, это сразу требовало национальной измены — бюрократия становилась внешним управляющим «золотого миллиарда» по изъятию из страны жизненно важных ресурсов.

Глобализация перенесла отработанные в «неудавшихся» государствах Африки механизмы в развитые страны. «Серые зоны» постепенно расширяются и в метрополии где все больший процент населения оказывается, по выражению бывшего премьер-министра Франции Э. Баладюра, «в зоне неправа» — и в то же время разбухает госаппарат. Это стало важной проблемой ЕС. Европейская бюрократия изымает у национальных государств-участников их функции, но сама обеспечить их выполнение не может, изобретая свои «наднациональные» обязанности. В результате, как пишут наблюдатели, в Европе возникает «пустое пространство с дефицитом суверенитета». Это и есть «зона неправа».