Для полноты картины рассмотрим и другую сторону, составляющую полную картину консерватизма как идеологии — левый консерватизм. Обычно понятие “левый” не ассоциируется с консерватизмом. Левые хотят изменений, правые — сохранения того, что есть. Однако в политической истории России социальный общественный сектор, относящийся к системе “левых” ценностей, всегда был чрезвычайно значимым и развитым, и общинный фактор, как в форме церковной соборности, так и в виде советского коллективизма, давно и прочно стал устойчивой политической и хозяйственной традицией. Мы встречаем осмысленное сочетание социализма и консерватизма уже у русских народников, которые были преданы национальным моментам и стремились к справедливому распределению материальных благ. Левый консерватизм существовал и в других странах — социал-католицизм во Франции и Латинской Америке, германский национал-большевизм Никиша, Фридриха Георга и Эрнста Юнгеров и т. д.
В современной российской политике социальный консерватизм также имеет полное право на существование. Не ставя под сомнение цивилизационные ценности России, стремясь к укреплению её геополитической мощи и национальному возрождению, левый консерватизм считает приоритетным путём реализации этой задачи национализацию недр, крупных частных компаний, занятых экспортом природных ресурсов, а также увеличение государственного контроля в области энергетики, транспорта, коммуникаций и т. д. Что-то из этих элементов реализуется Путиным, что-то нет. Такой социал-консерватизм может настаивать на своеобразном прочтении российской политической истории, отстаивая закономерность и естественность советского периода, вписывая его в общую национальную диалектику.
Но и левый, и правый консерватизм по определению должны совпадать в своей конечной цели — возрождения государственности, сохранения национальной самобытности, всемирного возвышения России, верности истокам. Ясно одно: встав на путь консерватизма, освоив правый его сектор, Путин рано или поздно, но неизбежно придёт и к его левым составляющим, чтобы сделать идеологическую картину русской государственности полноценной.
Консерватизм при Путине зреет. Он ещё зелен и неустойчив, его заносит в крайности, под воздействием агрессивных попыток сбить его с магистральной линии как со стороны доморощенных республиканцев, так и правых глобалистов. Но нечто неотвратимо приближается. Так возвращаются Командор или тень отца Гамлета. Чем больше русские сталкиваются с не русскими, тем стремительнее они ищут точку опоры в самих себе. Запрос на консерватизм неуклонно и неумолимо растёт. Путин всё более благосклонно относится к русскому большинству, всё меньше доверяя «квазиколониальной части» своей собственной элиты. Он инстинктивно знает, откуда что дует. И не ошибается в этом.
На каком-то этапе политическая история попросит нас уточнить позиции и дать более точные формулировки. В какой-то момент — я убежден, что на нашем веку, — решительный час наступит. Понятно, что никто в покое нас не оставит и что нам придётся отвечать что-то всему миру: и богатому Западу, и бедному Югу. Придётся изъясняться внятно и со своим народом. Ничего экстравагантного, что опять захватило бы и раскололо общество, очевидно, уже придумать не удастся. Мы обречены на консерватизм, нас подтолкнут к нему извне и изнутри.
Идеология новой россии
С чисто логической точки зрения прагматический консерватизм Путина может оставаться «прагматическим» только на протяжении вполне определённого срока. В какой-то момент — и этот момент близок — от него потребуется очень серьёзный выбор, к которому, кажется, он ещё не совсем готов или не готов вообще: выбор между прагматизмом и консерватизмом.
Дело в том, что пока консерватизм сопряжен с прагматизмом, он не может стать полноценной идеологией — это скорее настроение, установка, симпатия, эмоция, нечто интуитивное, но не концептуальное. Путин, безусловно, консерватор — таким его видят и хотят видеть и союзники, и противники; и он, безусловно, прагматик, но таким себя видит и хочет видеть только он сам. Его прагматизм субъективен, а значит — относителен и эфемерен, его консерватизм объективен, и поэтому только он имеет значение и исторический смысл. Прагматизм сдерживает превращение консерватизма в идеологию, а следовательно, препятствует прогрессу и развитию в том самом, бердяевском, смысле слова, к которому обращается, как мы видим, и сам Путин. Снова можно вспомнить наш тезис, развитый в отдельной книге, посвящённой нынешнему президенту РФ, — “Путин против Путина”. На сей раз Путин-прагматик — против Путина-консерватора. До последнего времени они уживались, но приходит время проблематизации этого внутрипутинского союза. Сами события потребуют от Путина работы над самим собой.