В командирский катер, кроме меня, сел Гера и еще четыре мужика, остальные погрузились к Валентину. Он шел первым, мы сзади, у него на волне. Шли в пол силы, не форсируя движками. Работа закончилась, теперь надо спокойно добраться до дома. Кому до дома, а кому, и думать про это не хочется. Как там сейчас Людмила, дочь моя, ни разу еще не увиденная, родители, до них еще целый год, как его прожить горемыке, всеми покинутому. Вспомнился, ни к селу, ни к городу мой старый двор, где я прожил с рождения до 16-ти годов. Знаменательный был двор, второго такого в Горьком не найти было. Одним забором объединял восемь домов, три спортплощадки, сараи возле каждого дома, сады, гаражи, детские площадки, палисадники. Занимал он целый квартал, и назывался, на местном наречии, « Белые дома». Строился двор, единым целым, в 36-ом году, для служащих тогдашнего. Нижегородского еще, крайисполкома, для тех, которым не хватило жилья на площади и улице Минина. Деду, он был в то время главным бухгалтером крайисполкома, предлагали квартиру в знаменитом, Первом доме, на площади Минина, отказался мой дальновидный дед. Начиная с 38-го года и по 41-ый, от жильцов этого дома не осталось и следа. Дед, все равно, не уберёгся, в 44-том сел по 57-ой статье. Обыкновенное, по тем временам, дело, да, а что же двор-то мой родимый. Место у него было интересное, с одной стороны до центра идти пешком спокойных десять минут, а с другой стороны, выйдешь из него, и ты уже в деревне, одноэтажные дома, заборы, собаки на привязи, сады, в которые так и тянет. В нашем дворе, после войны, остались одни жгучие коммуналки, целых квартир не было вообще. Летними, долгими вечерами народ собирался во дворе, кто на лавочках и скамейках, кто на спортплощадках, кто в кустах, кто уже под ними. Волга рядом, двадцать минут ходу, рыбаков великое множество, специалисты были не хуже, чем
Поначалу рыбалка была похожа на рыбалку. Мужчины собрали свои удилища, по восемь метров длинны каждое, телескопических удочек тогда еще не было, мужикам приходилось измудряться с алюминиевыми трубками, надели сапоги, вошли в Волгу, и полетел и на берег лещ за подлещиком. Женщины занялись обедом и ужином, поездка задумывалась с ночевкой, шалаши стояли еще с прошлых приездов. На закате уселись у костра, вокруг котла с ухой и газет, на которых лежала остальная снедь. Веселье начиналось степенно, всех радовал хороший улов и замечательная погода. Через три часа, ближе к полуночи, все напились вдребадан, и женщины тоже. Танцы, пляски, прыжки через костёр, визг и писк. Я, как зачарованный, смотрел на дяденек и тётенек, поскольку такого разгула мне видеть не доводилось. Был брошен клич «переправиться на остров» (он стоял в ста метрах от берега, и в народе его называли островом любви) и продолжить гуляние там, чтобы никто не мешал. Погрузили всё имущество на плот, включая верхнюю и часть нижней одежды, но отъезд отложили, внезапно кончилась водка, а без нее ехать было бессмысленно. На бугор, где стояла деревня, были отправлены Вася-Чайник и Гуля, через пол часа они вернулись с целой сеткой самогонки.
Про остров забыли (и, слава Богу), костёр запылал с новой силой, освещая ночное купание, в чем мама родила, добрые молодцы решили устроить соревнование по силе и ловкости, оно закончилось грандиозной дракой, в которой приняли участие все, включая женщин. В общем, как говориться в народной пословице, из последних: « ели пили, всё нормально, обосрали всё буквально», лучше не скажешь. Папаня мой участвовал в этом празднике на равных с остальными, и к его концу, от всех прочих ничем не отличался. Постепенно число бойцов стало редеть, они валились там, где их оставляли силы. Я забрался в пустой шалаш и уснул в одиночестве.