Путинская Россия

Кроме того, у десятков миллионов наших людей растут дочери. И хотя бы поэтому, казалось мне, эти родители дочерей должны были понять и разделить горе семьи Кунгаевых. Но — тоже нет.

По телевизору показывали интервью с женой Буданова, она что-то лепетала о жалости по отношению к своему мужу, измученному экспертизами и судебным процессом, и жалости к их маленькой дочке, уставшей ждать папу, — и страна соглашалась с женой полковника, сочувствовала ей. Но не Кунгаевым, которые уже никогда не дождутся своей дочки…

Дальше — больше. Экспертное оправдание Буданова (признание невменяемым на короткий миг совершения преступления) и то обстоятельство, что от него было отметено изнасилование не вызвали в стране никакой бури общественного негодования. Ни одной демонстрации протеста не прошло хотя бы от имени женских организаций. Никаких правозащитников не было на улицах. Общество посчитало случившееся правильным:

ЧТО Буданов задушил девушку, пусть даже ошибочно мстя чеченским боевикам…

ЧТО похищать — нормально…

ЧТО глумиться над трупом — правильно…

ЧТО за все это преступнику следует СВОБОДА…

Страшную страну мы наворотили. «Подвиг полковника Буданова» подавляющая часть общества признала НОРМОЙ.

На мой вкус, такое может постигнуть лишь страну круговой невменяемости. Где сумасшедшие — все. Снизу доверху.

То, 2002 года, бумажное «оправдание» полковника стало спусковым крючком для всех тех, кто совершал военные преступления в Чечне, прикрываясь войной, бедой и взаимной жестокостью сторон. Весь 2002 год под монотонный голос судьи Костина, оглашающего «оправдательные» экспертизы в окружном военном суде в Ростове-на-Дону, в Чечне шли массовые и жесточайшие зачистки. Села окружали, мужчин уводили, женщин насиловали, многих убивали, еще больше бесследно исчезло. Месть оказалась возведенной в оправдание, когда, если мстишь «за правое дело», значит, прав, и государственный обвинитель (прокурор) фактически потребовал узаконить главенство мести над правом, а самосуд оказался поощряем с самого кремлевского холма, когда око за око, зуб за зуб, — то есть мы очутились в типичном средневековье, а также в более близком нам большевизме. Процесс над Будановым из судебного превратился в демонстрационный — того, на какой ступеньке находится наше общество в 2002 году.

Выяснилось, что не там, где мы себя мнили, приветствуя Горбачева и митингуя с Ельциным, а где-то по пути от сталинских времен к брежневским. Но только как бы наоборот — вспять, от брежневского застоя к сталинским «все дозволено». Страшно было… И от того, что власть у нас такая, и от того, что мы такие… Точнее: какие мы, такая и власть.

…На 1 июля 2002 года в суде было намечено последнее слово Буданова. Когда подсудимому дают последнее слово, это означает конец процессу — и, значит, судебный спектакль, вошедший в новейшую российскую историю как «дело Буданова», подходил к финалу. Родители Эльзы Кунгаевой и их адвокаты покинули зал заседаний, не в силах выдержать лжи и перевернутой с ног на голову нравственности и поруганного закона… Сторонники полковника и его товарищи по оружию бурно ликовали под стенами суда, ожидая, что еще пару дней — и они вместе с Будановым выпьют водки за победу…

И вот тут, наверху, что-то хрустнуло. Последнее слово вдруг отменили. Приговор, которого ожидали 3 июля, произнесен не был. В заседаниях объявили никем не ожидаемый перерыв до осени — до начала октября. А Буданова этапировали в Москву, на новую, четвертую по счету, экспертизу в тот же Институт Сербского… Зачем? Чтобы еще раз доказать, что Печерникова была «права» и тогда не будет шансов к пересмотру приговора?

Какие ветры в этот миг веяли над Кремлем, малоизвестно. Можно только догадываться да судить по косвенным признакам. Известно, например, что было сильное давление на Путина со стороны немецкого бундестага — письма и обращения лично к Путину (а на все, исходящее из Германии, Путин традиционно реагирует активнее, чем на обращения российских парламентариев, общественных организаций и тем более граждан). Да и сам канцлер Шредер при встречах на высшем уровне не забывал поинтересоваться, почему дело военного преступника Буданова сосредоточилось на единственном из возможных вариантов его исхода — на отмывании от грехов. Источники в администрации президента утверждают, что Путину нечего было ответить…

Не удивляйтесь, но в нашей стране с ее византийскими рабскими традициями таких мелочей вполне достаточно, чтобы изменить ход истории и заставить суд принять то решение, за которое Путин не будет чувствовать дискомфорт при встречах, где он желает ощущать только удобство.