Путём всея плоти

— Такая жизнь, — говорила она, — не по мне. Эрнест мне не пара; ему нужна женщина получше меня, а мне — мужчина похуже его. Мы бы вполне поладили, коли не жили бы как муж с женой, но я привыкла, чтобы у меня было собственное местечко, пусть хоть какое, и уже много лет так, и мне неприятно, чтобы Эрнест или любой другой мужчина там постоянно болтался. К тому же он слишком уж правильный: тюрьма ему ни капельки не пошла на пользу; он остался такой же серьёзный, как будто никогда и не сидел, никогда не накричит, не ругнется, что б ни случилось; я поэтому его боюсь, вот и пью всё больше. Да разве можно нам, бедным девушкам, вот так взять да и выскочить в приличные дамы; нет, это для нас слишком, не в коня корм; нам что надо — надо дружка, а то и двух, да постоянных, чтобы не дали с голоду помереть, да иногда заставляли себя хорошо вести какое-то время кряду. Такое нам ещё можно, а уж больше — никак. Пускай себе забирает детей; он для них больше сделает, чем я; а что до денег, так пусть даёт или не даёт, это он как хочет, он мне никогда ничего плохого не сделал, и я не буду приставать; но если и вправду хочет мне их всучить, ну, оно и к лучшему.

И дала всучить себе деньги.

«И я, — думал про себя Эрнест, когда всё было оговорено, — считал себя невезучим человеком!»

Пожалуй, уместно будет сказать сейчас всё, что ещё осталось сказать об Эллен, и покончить с этой темой. В последующие три года она регулярно, каждый понедельник поутру, появлялась у мистера Оттери за своим фунтом. Она всегда бывала опрятно одета и выглядела такой тихой и симпатичной, что никто не мог бы заподозрить ничего об её прошлом. В первое время она иногда пыталась получить деньги авансом, но после трёх-четырёх неудачных попыток — каждый раз она приводила самую что ни есть жалостливую историю — сдалась и получала свои деньги без слова. Однажды она пришла со страшным синяком под глазом — «мальчишка бросил камень и случайно попал в глаз», но по истечении этих трёх лет в целом выглядела совершенно такою же, как и вначале. Потом она сообщила, что снова собирается замуж. Мистер Оттери при этом известии её принял и объяснил, что она, скорее всего, опять будет повинна в двоемужии. «Зовите это, как вам угодно, — отвечала она, — но мы с Биллом, подмастерьем мясника, уезжаем в Америку, и я надеюсь, что мистер Понтифик обойдется с нами по-божески, не прекратит выплаты». От Эрнеста вряд ли можно было ожидать чего-нибудь подобного, так что парочка отбыла с миром. У меня такое ощущение, что синяк под глаз подарил ей именно Билл, и тем снискал себе ещё большее её благоволение.

Судя по имеющимся у меня — весьма скудным — сведениям, эта парочка прекрасно ладила между собой; в Билле Эллен нашла гораздо более подходящего спутника жизни, чем Джон и Эрнест. Ко дню рождения Эрнест обыкновенно получает конверт с американской маркой, в котором содержится закладка для книги с какой-нибудь хлёсткой надписью или салфеточка с благочестивым текстом, или иной подобный знак внимания, но никогда не письмо. О детях она не вспомнила ни разу.

Глава LXXVIII

Эрнесту в это время было уже двадцать шесть, и через полтора года с небольшим ему предстояло войти во владение своими деньгами. Я не видел причин отдавать их ему раньше срока, установленного самою мисс Понтифик; в то же время мне не хотелось, чтобы он после случившегося и дальше продолжал содержать мастерскую на Блэкфрайерз. Я ведь только теперь осознал, сколько он перестрадал, насколько близко к подлинной нужде привели его пагубные привычки его так называемой жены.

Впрочем, я и раньше замечал на его лице печать старческой утомлённости жизнью, но был слишком ленив или видел слишком мало надежды выиграть затяжную войну с Эллен, чтобы проявить внимание и разузнать то, что мне разузнать, пожалуй, следовало. И всё же я плохо себе представляю, что тогда было в моих силах сделать, ибо расстаться с женой он мог единственно только узнав то, что в конце концов и узнал, а пока он жил с нею, ничто бы ему не помогло.

Всё-таки я прихожу к выводу, что был прав; думается мне, всё в итоге обернулось к лучшему просто оттого, что событиям был дан их естественный ход — и уж как бы они ни повернулись, для меня всё это было так запутано, что пытаться вмешиваться, пока Эллен находилась на сцене, я не мог; теперь же, когда её не стало, весь мой былой интерес к моему крестнику возродился с новой силой, и я без конца прокручивал в голове, как мне лучше всего с ним поступить.