Путник часть II

                                    От постоянной вибрации рукоятей пулеметов у него сильно дрожали руки, и он взглянул на ладони, с удивлением увидев вздувшиеся  пузыри ожогов…. Странно, но боли он не чувствовал… Он так устал, что не ощущал ничего, кроме опустошенности, какого-то странного состояния отрешенности от внешнего мира…

                                  С трудом поднявшись с мешка, он доковылял до заднего борта и, перекинув ногу, просто свалился вниз.

                                  Геррильерос заботливо подняли командира  и уложили на диван в какой-то портовой конторке, временно приспособленной ими под штаб. Конторка была удобна тем, что располагалась прямо у охраняемой ими субмарины. С лодки быстро притащили военврача, который долго возился с ладонями Сербина…

                                   Видимо, на какое-то время он впал в беспамятство, потому что, очнувшись, услышал звуки боя буквально в ста метрах от субмарины, и увидел быстро лиловеющее небо над разбитой вдребезги крышей.

                                    Пули добивали остатки стекол в конторке, и Сербин понял, что в его распоряжении остаются считанные минуты…

                                     Он попытался встать… Оказавшийся рядом военврач тут же подхватил его под руки:

                                     - Я помогу, командир!

Глава 19

                              Военврач помог Сербину дойти до трапа. Путник с удовлетворением оглядел стрелковые ячейки своих разведчиков, оборудованные на причальной стенке. Все геррильерос находились на боевых постах, готовые встретить врага.

                              - Как вы здесь, Брусенцов? – спросил Сербин ближнего к лодке разведчика. – Обжились?

                              - Обжились, командир! – ответил Брусенцов. – Только б не надолго. По звуку боя слышно – отходят наши. А пулемет Дорофеева бил с крыши пожарки – вообще замолчал.

                              Сербин присел на трап и прислушался. Немецкие Штейеры и МГ явно перекрывали редкий стук винтовок республиканцев, постепенно выдавливая их к морю.

                              - А ты почему от меня не отходишь? – вдруг спросил Сербин военврача.

                              - Да-а, понимаете ли… - замялся врач.

                              - Ты не мямли, докладывай четко! – приказал Сербин.

                              - Ну, если четко, то извольте: сердце у вас крайне изношенное! Тахибрадисистолия, трепетание предсердий, стенокардия… Я могу продолжать, но легче вам от этого не станет. А я потому с вами, что у вас было состояние, близкое… Словом, я запустил ваше сердце, но не знаю, надолго ли…

                              - Вот, блядь, только этого не хватало! На войне умереть от какой-то гражданской сердечной болезни!

                              - Я бы на вашем месте не был столь категоричен в суждениях! Сердце-то вы на войне надорвали, а не где-нибудь еще!

                              - Ладно! Закончили обсуждение! Почему лодка не уходит?

                              - О-о, там идут сейчас жаркие дискуссии по поводу ждать транспорт из Бильбао или не ждать! И никак не могут придти к общему мнению – постоянно голосуют, - ответил военврач.

                              - Брусенцов, ну-ка пулей капитана сюда!

                              Северино ступил на трап, утирая лицо мокрым от пота платком – видимо атмосфера в лодке была жаркой…

                               - Капитан, бой идет в ста метрах от причала. Через несколько минут фашисты будут здесь! Почему мы стоим?! Вы ждете, что субмарину захватят немцы или итальянцы?!

                               - Паулито, я ничего не могу сделать! Наши товарищи постоянно голосуют и не могут добиться большинства. А я не могу уйти, не забрав архивы из Бильбао.

                                - Капитан, какие архивы? Город полностью в руках фашистов! Еще несколько мгновений и мы будем сражаться прямо вот здесь, у борта лодки. Мы сможем продержаться какое-то время, но нас просто задавят массой, вы понимаете? Это когда на тебя лезет столько солдат противника, что ты не успеваешь перезаряжать автомат… И это страшно, поверьте!

                                 - Хорошо, я сейчас еще раз попробую убедить товарищей….- начал, было, капитан...

                                 - Да твою ж мать, Северино! – заорал Сербин. – Не хрен никого убеждать! Ты же прекрасно знаешь, что коммунисты никогда не уступят ни одного голоса анархистам, и наоборот! Давай команду на отплытие! Немедленно! Потому что вот прямо сейчас я отдаю команду своим людям стягиваться к нашему последнему причалу! Здесь будет наш последний бой! Ты понял, морская ты душа?! Если ты сейчас же не отплывешь, вся наша группа поляжет здесь! Иди, Северино, командуй!

                                  Руки у Сербина все еще дрожали после долгой стрельбы из спаренных Браунингов, и он с трудом вынул туго перевязанными кистями из кобуры ракетницу. Переломив ствол, он пихнул в него красную ракету и, вскинув ствол в лиловое вечернее небо, нажал на спуск.

                                  Виляя тонким красным хвостом, ракета взлетела вверх и разорвалась красным шаром…

                                  По трапу сбежало несколько матросов, которые стали быстро сбрасывать с кнехтов швартовы субмарины.

                                   Подбежавшие разведчики быстро взбежали по трапу.

                                   Сербин с радостью в душе отметил, что возвратились со своих огневых точек все… Даже водители-испанцы…

                                   - Где спарка? – крикнул Сербин, увидев Дорофеева, который последним взбежал по трапу.

                                    - Как вы и приказали, приварена к ходовой рубке! – крикнул Дорофеев, стараясь перекричать звук канонады.

                                    - Давай к спарке, Серега! – крикнул Сербин, показывая культи перебинтованных рук. – Я на сегодня уже отстрелялся.

                                    Из рубки показался капитан.

                                    - Дон Паулито, мы отплываем! – крикнул он. – Спускайтесь!

                                    Сербин отрицательно помотал головой.