Что за чужестранец? Да вот однажды, в канун субботы, в гостиницу в нашем городе заявился хорошо одетый человек, с золотой цепью на пиджаке, в зеленой шляпе с павлиньим пером и с кожаной сумкой в руке. Его приняли с большим почетом, потому что он выглядел богатым. Он сел за стол и попросил чашку чаю. Ему принесли чай, но он оттолкнул от себя чашку со словами: «В ней плавает муха». Хозяева извинились перед ним и принесли другую чашку. Он скривил губы и сказал: «И в этой муха». Принесли третью, но он опять не стал пить. Когда ему принесли четвертую чашку, он закричал: «Вы меня мухами поите!» Наутро он закутался в свой талит и стал танцевать во время молитвы. Чужестранные евреи так не делают, и хозяева всполошились. Позвали соседей. Среди них был один хулиган. Он завелся с этим пришельцем и порвал ему талит. Тот закричал: «Ты вор, ты стащил у меня часы!» Толкнул этого хулигана и повалил его на землю. Тут уже сбежалась вся улица, люди говорили: «Это сумасшедший». Пришел полицейский и повел его к судье. Хозяева пошли следом и потребовали у него деньги за ночлег. Тот хотел было уплатить, но не нашел у себя денег, залился слезами и сказал, что у него украли все его деньги. А какое-то время спустя у дверей нашего дома остановился нищий. Я испугался и спросил мать: «Не тот ли это чужестранец?» А он улыбнулся и сказал: «Да, тот самый». Мама дала ему поесть и попить и подарила одежду и обувь, потому что он был в лохмотьях и рваных башмаках. Я сказал ей шепотом: «Бедный, что с ним случилось?» А он опять улыбнулся и сказал: «Да ладно, ладно».
Но вернусь к своим делам. Да, мой капитал тает с каждым днем. Что ни день, я пересчитываю свои деньги, и, что ни день, их становится все меньше. Я говорю им: «Деньги, деньги, куда вы спешите, куда вы убегаете? Завтра я захочу купить себе одежду или обувь, а вас уже не будет, чтобы мне помочь». А мои деньги мне отвечают: «Кто мы такие и где у нас сила?» Я им говорю: «Небось, когда я пошел заказать пальто, вы так не говорили. Тогда вы спешили выполнить мое желание». А деньги мне отвечают: «Тогда нас было много, а теперь мало. А силы малочисленных не ровня силам многочисленных». Я спрашиваю их: «Что же мне делать?» А они мне отвечают: «Чем же мы можем тебе помочь? Только один совет можем дать — подожди и подумай, прежде чем будешь засовывать руку в карман». И я шутя говорю на это: «Надеюсь, это поможет вам плодиться и размножаться?»
Моя одежда пока еще в порядке, не нужно покупать новую. И обувь тоже цела и прилично выглядит. А чтобы мои одежда и обувь не сносились, не порвались и не пришлось их чинить, я теперь стараюсь ходить поменьше, а когда куда-нибудь выхожу, то хожу экономно, чтобы подольше сохранить то, что на мне.
И чего этот человек так боится порванной одежды и поношенной обуви? Вон сколько благородных и честных людей ходят в лохмотьях, и это не роняет их чести и достоинства. В прошлом, когда я уделял много внимания незначительным вещам, я, бывало, спрашивал себя: «Не понимаю, какая радость бедняку от того, что рядом с ним богач. Разве, если этот богач хорошо одет и ест деликатесы, он этим доставляет бедняку какое-то удовольствие? Или вот ты сам — почему тебе плохо от того, что твой сосед беден, как и ты? Разве от того, что он одет в лохмотья, подобно тебе, и голодает, как ты, ты что-то теряешь?» Иногда я объяснял себе это тем, что достоинство человека дорого ему не меньше, чем его душа, и поэтому он рад, что его сосед богат. А иногда тем, что человеку свойственно любить красоту, и, хотя бедняк ничего не выигрывает от соседства богатого, он получает удовольствие от того, что видит красоту другого человека. И так же, как он рад богачу, который украшает мир своей красивой одеждой, так он сожалеет о бедняке, который уродует мир своими лохмотьями.
Глава семьдесят третья
О делах писательских
Вернувшись в гостиницу, я в очередной раз пересчитал свои деньги. Фунты, которые я привез с собой, превратились в доллары, доллары стали злотыми, от злотых остались гроши. Я вспомнил былые дни, когда мой карман был полон, и живо представил себе дни будущие, когда он будет пуст. С этого дня я начал задерживать каждую монету в руке дольше, чем она того стоила, и сократил свои расходы до минимума. Дошло до того, что я писал письма на клочках полученных мною писем. А однажды я захотел написать письмо жене, не нашел бумаги, взял завещание, которое составил во время болезни, стер написанное и написал на его чистой стороне.
Я сидел в одиночестве и представлял себе свою жену, которая силится прочесть стертое. А я ей говорю, моей жене: «Ты не может различить то, что я стер? Сейчас я одолжу тебе мои очки, и ты увидишь».
Жена удивилась: «Ты носишь очки? Когда ты уезжал из Страны, у тебя было хорошее зрение».
Я сказал ей: «Свет моих глаз немного померк».
Она сказала: «Это все потому, что ты сидишь в Доме учения и корпишь там в книжной пыли. Почему ты не обратился к врачам?»
«Да я не выхожу из врачебных кабинетов!» — воскликнул я.
«И что сказал тебе врач?»